«Библиотека как институт модернизации Сейчас все говорят о модернизации к месту и не к месту, не вполне отдавая себе отчет, что стоит за этим столь популярным в последние ...»

Екатерина Гениева

Библиотека как институт модернизации

Сейчас все говорят о модернизации к месту и не к месту, не вполне

отдавая себе отчет, что стоит за этим столь популярным в последние годы

понятием. В культурный, социальный и экономический обиход оно вошло с

легкой руки Президента, для которого понятие модернизации стало

определенным политическим лозунгом, приблизительно таким же, каким

было для Горбачева понятие перестройки.

Чаще всего под модернизацией имеется в виду техническое и технологическое переустройство общества и важнейших сфер его деятельности. Модернизация тесно сопрягается с нанотехнологиями, она нашла свое предельное техническое выражение в концепции Сколково, в намерении осуществить глобальную интернетизацию школьного образования. Эти примеры можно легко множить.

Это понятие присутствует и в нашей библиотечной сфере. Наиболее легко защищаемые статьи бюджета относятся тоже к сугубо технологической сфере – Интернету, обновлению парка компьютеров, закупке ридеров, созданию электронных библиотек, оцифровке фондов. В нашей библиотечной сфере существует и свое Сколково – это Президентская библиотека в Санкт-Петербурге, созданная по последнему библиотечному технологическому слову. Минибиблиосколково должны оказаться и в регионах. Региональные власти охотно идут на открытие филиалов Президентской библиотеки, понимая, что это может быть защищенной статьей бюджета. Впрочем, кто будет возражать, что электронные ресурсы и удаленный доступ к информации – нежелательны?

Хороший пример инновационных технологий – библиомобили, которые предоставляет регионам фонд «Пушкинская библиотека» и которые нашли поддержку не только региональных властей (примером может служить Ивановская область, Брянск, Саратов и другие регионы), но и Министерства культуры Российской Федерации. Предполагается, что самостоятельно приобретая библиомобиль, предназначенный для нового типа информационного обслуживания населения, в том числе в территориально удаленных точках, регион получит средства на еще один – уже от федеральных властей. Библиомобиль, официальное название которого – «кибо», звучит на японский лад, на самом деле имеет прямое отношение к сюжету модернизации. В библиотечной практике издавна существовали передвижные библиотеки, когда-то их роль выполняли книгоноши, потом – библиотечные повозки, грузовики, автобусы, бороздившие российское бездорожье и реализовывавшие в доступных им пределах святое правило ЮНЕСКО о всеобщем неограниченном доступе к информации. И то и другое определение – всеобщий и неограниченный – в случае советских передвижных библиотек было не вполне выполнимо. Но в случае кибо, который пришел к нам из международной практики передвижных библиотек, в частности – из США и стран западной Европы, – понятие всеобщего и неограниченного доступа уже более релевантно. Интернет, позволяющий жителю отдаленной деревни Саратовской области войти в глобальную сеть, а инвалиду, благодаря современной технологической системе подъемников, подняться на коляске в кибо и получить доступ к книгам, в том числе и в удаленном доступе, – это та модернизация, о которой говорит, в частности, и Президент.

Но только ли Интернет и новые технологии суть модернизации? Нет ли здесь опасности, что за лесом технологического прогресса мы не увидим собственно деревьев? И если это перевести снова на наш библиотечный язык, не боимся ли мы, что «железо» заслонит от нас читателя с его человеческим измерением?

В апреле этого года в Подмосковье произошло довольно значимое событие – заседание Совета по внешней оборонной политике, которое по традиции возглавляет министр иностранных дел Сергей Лавров. Он провел двухдневное совещание, темой которого была модернизация. Я знаю об этом не понаслышке, поскольку была приглашена как докладчик и, по чести сказать, пока не получила программу, не очень понимала, зачем Совету по внешней оборонной политике мой взгляд и опыт библиотекаря. Я была убеждена, что главными будут те, которые создают Сколково, ведомства Чубайса, все те, кто причастны к переводу нашего телевещания на цифру, и т. п. Я была приятно удивлена, когда ознакомилась с темами, а, главное, узнала, кто разработчики концепции. Одним из теоретиков был хорошо известный нашему библиотечному сообществу Александр Архангельский, автор не только программы «Тем временем», но и замечательной серии о библиотеках «Фабрика памяти».

Темы были такие: «Модернизация через культуру», «Школа как политический институт модернизации», «Русский язык как следствие модернизации». Все это казалось странным для обсуждения на Совете по внешней оборонной политике, но, как показали обсуждения (а в них принимали участие те, кого можно назвать людьми, определяющими интеллектуальную стратегию общества, – уже упоминавшийся Александр Архагельский, Сергей Караганов, Даниил Дондурей, Евгений Ямбург, Вячеслав Никонов, Павел Лунгин, Дмитрий Быков) – все эти люди исходили из того, что модернизация – шире чем технологии, а когда речь идет о России, особенно опасно забывать, что без главной составляющей российского менталитета, без культуры, и, в первую очередь, литературы, языка – модернизация неизбежно зайдет в тупик. Реформировать технику необходимо, но столь же необходимо понимать, что такая односторонняя модернизация не даст эффекта, а может и сработать во вред. Мы легко окажемся в ситуации, когда-то гениально и прозорливо описанной Реем Брэдбери в романе «451 по Фаренгейту», когда миром начинают управлять роботы.

Видимо, и в нашей ситуации есть опасность слишком близко подойти к тому, что описал Рей Брэдбери. Похоже, что мы начинаем терять культуру, а теряя культуру, мы теряем нашу идентичность, и, следовательно, будущее страны, ее, скажем так, «духовную обороноспособность». И тогда напрашивается несколько иное понимание модернизации, а вслед за этим и вопрос, возможна ли модернизация самой культуры и через культуру? Какую культуру? традиционную, современную, культурную традицию, язык, литературу, искусство? И если модернизация действительно осуществляется через культуру, то это не только технический прогресс, а, не в последнюю очередь, – изменение менталитета человека, личности.

Почему это особенно важно для России? Страна потеряла идеалы из-за минимум двух исторических сломов – 17-го года и 90-х годов прошедшего века. Эти преобразования также шли в стране под лозунгом «модернизации». В первом случае пропагандировалась модель создания нового коммунистического общества, и, как мы знаем, эта модель с крахом провалилась. Во втором случае России была предложена либеральнорыночная модель развития, модель создания в стране капитализма, причем в тех формах, которые она обрела, преимущественно, в Западной Европе. Мы знаем, какой резонанс имела «шоковая терапия» у населения, сколь неоднозначно воспринимается сопутствующая развитию рыночных отношений стратификация общества, и постепенно само государство ограничило рынок, ненавязчиво вводя процессы регулирования в многие его механизмы. По сути, ни тот, ни другой слом, производившиеся сверху, т.е. не естественноисторическим путем, а путем государственного давления на людей, не были интегрированы общественным сознанием. На смену тоталитарной морали, в которой было много идеологии, но мало человека, пришла не новая ментальность, новая духовность, а экономический «интерес» и рыночный практицизм. Они привели лишь к тому, что в обществе накопилась растерянность, усталость, горечь, смятение, и, порою, как ответная реакция возникла плохо управляемая социальная агрессия. В результате сегодня в России создалась достаточно опасная, «безоснвная», «некультуротворная» ситуация: мы не можем сформировать собственное мировоззрение, те идеалы, которые сплотят нацию и будут восприниматься большинством общества как действенные и общезначимые нормы регулирования его жизни. А без нахождения такого «общего знаменателя», внятного для всех, любые инновационные процессы забуксуют.

Но если мы понимаем, что модернизацию немыслимо проводить, игнорируя сферу менталитета, сферу культуры, то что же такое, собственно, сама культура?

Первое, что приходит в голову, это наши писатели, художники, музыканты, которых знает весь мир – Толстой Достоевский, Чехов, Чайковский, но, видимо, культура – это не только это. Культура – это трудноуловимый пласт духовной жизни, который питает общество и конкретного индивидуального человека. Культура – это ценности и нормы бытования людского сообщества, моральные принципы, образцы поведения, идеалы, стереотипы, мировоззренческие модели. Культура – это и идеология, и техника, и понятие прогресса в данном обществе. Если культура это некий фундамент, укореняющий человека в обществе, то можно ли ее модернизировать, и если можно, то как?

Культура – это ценностная шкала целого народа, «культурная матрица», говорят одни, если мы подроем этот фундамент, то здание рухнет.

По мнению этих людей, следует вернуться к хорошо апробированным культурным стереотипам, которые обеспечивали единство народа в прошлом. Но такое понимание полностью отвергает понятие модернизации, по сути, это – в лучшем случае, консервация, а в худшем – регресс.

«Культурная матрица» – это неподвижная часть культуры, опирающаяся исключительно на традицию и отвергающая инновации. Если все время соотносить современность с этой моделью, никакая модернизация работать не будет.

Противоположный полюс – «культурная революция» – резкий слом менталитета, известный нам из истории нашей страны также дважды:

«культурная революция» большевиков отказалась от многих достижений российской культуры, буквально выпихнула их за пределы страны на «философском пароходе». Примерно то же предлагает сделать сейчас и наша реформа образования, сокращающая число часов на изучение языка и литературы в школе, снижая интерес к гуманитарным исследованиям, полагая их «непрактичными», не соответствующими потребностям индустриального техногенного общества.

И тот, и другой путь опасны, как крайности, и оба грешат одними и теми же пороками – насильственностью, неестественностью и навязыванием сверху. Именно поэтому результаты подобных резких изменений порою приводят к парадоксам: освободившись от религиозного сознания одним махом, социалистическая революция спровоцировала его сегодняшний расцвет, ибо, будучи запрещенным, это сознание не исчезло, но, уйдя в подполье, продолжало питать духовность народа. Спровоцировав поспешными действиями «разгул рынка», создав «общество потребления»

без социальных противовесов, власть в 90-е годы сама поддержала на плаву левую оппозицию, поддерживающую у населения ностальгию по СССР.

А между тем стоит обратить внимание, что модернизация – это процесс, который знаком всем странам, она лежит в основе социального прогресса всех обществ и исторической эволюции человечества в целом. В прошлом веке модернизация определяла вектор развития многих стран, но успешной она стала лишь там, где не было революционных ломок культурных традиций, или там, где культурная традиция не фиксировалась в застывшем виде. Примеры удачной модернизации – послевоенное развитие Западной Европы, социальные достижения скандинавских стран, экономический расцвет Японии, Южной Кореи, Таиланда, а в последнее время – Китая. Иными словами, модернизация возможна там, где есть культурная традиция, но она не превращается в догму и человек как субъект модернизации способен соотносить себя с этими переменами и постепенно менять самого себя, приспосабливаясь к новым условиям.