«Электронная версия книги подготовлена Страницами памяти Владимира Ивасюка Дата генерации файла: 17 августа 2010 г. Осталась отцовская печаль 2 ...»

Мы осмотрели там одежду Володи. Белье было нормальное. Рубашка и трусы чистые, только на плаще были следы мазута, а это означало, что сына везли в какой-то грязной грузовой машине. Пояса от плаща не было. Мы его не нашли среди вещей. Куда же он подевался?

В те же дни друзья Володи обратились к секретарю обкома партии Д. А. Яремчуку с просьбой, чтобы он разрешил напечатать некролог в газете, чтобы население узнало о трагической гибели молодого украинского композитора. Секретарь обкома партии даже к самой этой идее резко отрицательно отнесся. Сказал, что он не знает такого композитора. Владимир Ивасюк не был, дескать, членом Союза композиторов.

Политически недоразвитый партийный функционер и слышать не хотел других мыслей или возражений, что же, это дело его совести и чести, его и задание в том, чтобы душить теперь имя композитора подлинно так, как задушил его премию имени Николая Островского.

22 мая 1979 хоронили Володю — Львов был взволнован. Хотя партийный идеолог Д. А. Яремчук распорядился, чтобы работники служебных учреждений не побросали работу, а студентам пригрозил исключением из вузов или лишением стипендии за участие в похоронах крамольного композитора. Нам с женой рассказали женщины, которые работали в прокуратуре, что им тоже было запрещено покидать рабочие места во второй половине дня, когда проходили похороны Володи. Они не покинули место службы, но и не работали в это время, а сидели за столами и оплакивали печальную судьбу любимого композитора.

К дому, в котором жил Володя, пришло добрых пятьдесят тысяч людей. И это был ответ народа на реакционную политику руководителей области. Весьма интересен и другой факт. На похороны Володи приезжали поездами люди из сел Львовщины и других областей. Если люди были с венками в руках, водители такси спрашивали, для кого предназначены их венки, когда приезжие называли имя Владимира Ивасюка, то им отворяли дверцу и везли бесплатно, не брали с них денег. Несмотря на все усилия «запрещал», в четырнадцать часов дом композитора был окружен многими тысячами львовян и приезжих из других областей. Большой двор перед домом, части улиц Маяковского, Полтавской и Мечникова были заполнены народом. Любое движение там прекратилось. Части этих людей дали возможность заходить в комнаты, чтобы простились со своим певцом. Но всех не могли впустить, — это заняло бы немало времени. Из многотысячного собрания прозвучали требования:

— Вынесите гроб на улицу!

— Мы хотим проститься с Володей!

— Покажите нам Володю!

Эти требования нельзя было удовлетворить, — двор был заполнен людьми.

Чтобы вынести гроб, то нужно было заранее подготовиться к этому.

Родные, соседи, друзья начали снаряжать Володю в далекую дорогу. Когда вынесли гроб из квартиры на улицу В. Маяковского, львовская молодежь не разрешила положить ее в украшенный цветами и коврами кузов грузовой машины.

Молодые львовяне понесли гроб на своих плечах. Люди устилали дорогу цветами почета и любви к композитору. Похороны превратились во всенародную манифестацию любви и боли, вызванную загадочной гибелью певца.

На Лычаковском кладбище говорил о Володе представитель консерватории, а поэт Р. Кудлик прочитал прощальное стихотворение, посвященное Володе, наконец-то, взял слово ответственный секретарь Львовского отделения Союза писателей Украины поэт Братунь. Его речь была преисполнена глубокой боли, яркопатриотичного и благородного пафоса. Он сказал о том, что Володя был человеком огромного таланта, который мог раскрыть нашей музыкальной культуре новые горизонты, придать ей богатейшего звучания. Поэт утверждал, что Володя обогатил и украсил украинскую песню, романс, балладу. Его произведения звучали для всех народов Союза, их всюду исполняли только на украинском языке, который вызвал своей красотой восторг, высокие оценки.

Речь поэта Р. Братуня не понравилась секретарям обкома партии В. Ф. Добрику и Д. А. Яремчуку. Они предъявили обвинение поэту в том, что он своими словами расшевелил, взволновал народ, который и в последующие дни сотнями и тысячами ходил на могилу своего певца, оплакивал его и проклинал тех, кто своей преступной травлей изжил его со света.

Парт-руководители В. Ф. Добрик и Д. А. Яремчук объявили просто-таки войну львовской молодежи, которая ходила на могилу композитора. Нам рассказывали, что нескольких студентов исключили из вузов, а многим перестали платить стипендию. Посещение могилы Володи стало крамолой. Но на это никто не обращал внимания и каждый день на этой могиле вырастали горы цветов, на них люди оставляли свои стихотворения, посвященные Володе. Другие посетители переписывали их и брали с собою домой. Нам рассказывали, что у отдельных людей есть целые тетради с этими стихами.

Секретари обкома В. Ф. Добрик и Д. А. Яремчук вылили свою злость и на большого друга Володи — поэта Р. Братуня. Они организовали в Союзе писателей позорное аутодафе для поэта, убрали его с должности ответственного секретаря писательской организации и начали примитивную акцию его травли, грубую и неумелую. Аморального же и малограмотного Б. Антоненко послали в студенческие и рабочие аудитории читать лекции о жизни и творчестве покойного композитора. И молодежь слушала его лекции, тупая ногами о пол до тех пор, пока он это бросал аудиторию. Нам передавали содержание его болтовни, и мы считали его выступления кощунством, наглостью полнейшего невежды. Мы написали письмо Л. И. Брежневу с просьбой запретить невежде Б. Антоненко оговаривать честную жизнь и светлое творчество — нашего сына.

Большое негодование вызвало то, что после смерти Володи мы с женой не могли добиться, чтобы нас ознакомили с делом Володи, в частности, с выводами экспертной комиссии. Нас держали на расстоянии от двухтомного дела, хотя мы энергично настаивали, чтобы ознакомили нас с делом. А это делал Б. Антоненко, который наложил руку на это двухтомное дело, держал почему-то его в секрете.

Почему он, обижая родителей, ничтожно хитрил? На что он надеялся?

У нас возникла мысль привлечь его к судебной ответственности, но мы пришли к выводу, что ни один суд не примет нашей жалобы. Мы почти полгода добивались, чтобы он удовлетворил наше требование. Бесхребетность прокурора была вызвана указанием секретарей обкома В. Ф. Добрика и Д. А. Яремчука, которые почему-то считали себя вершителями человеческих судеб, были уверены, что им все разрешено, что они стоят выше всех законов.

Прошло более шести месяцев тревоги, нервов и усилий. Нас постоянно мучил вопрос: кто дал право каким-то малокультурным людишкам пренебрегать самыми элементарными и самыми святыми правами отца и матери? Это же настоящая наглость, произвол, терроризм беспардонных ничтожеств.

Наконец-то, над нами смилостивились чиновничьи супермены, сделали нам ласку, разрешив, чтобы мы полистали страницы дела Володи со свидетельствами различных людей. Но и тут не обошлось без унижения — к нам приставили какого-то надзирателя, прокурорского прихвостня, который с первых минут заявил нам, что для просмотра двухтомного дела дается пятнадцать минут, и не разрешается делать никаких выписок, заметок. Я ощутил, что имею дело с людьми психически неуравновешенными или просто с обычными бездельниками, которые не знают ни чести, ни стыда, ни человеческой порядочности. Мы с женой дали согласие.

Прежде всего я набросился на выводы экспертной комиссии. Я не сомневался в хороших знаниях экспертов, но не сомневался и в том, что за ними стояли В. Ф. Добрик, Д. А. Яремчук и Б. Антоненко. Разве можно приводить как одну из причин самоубийства то, что он не попал в список лиц, выдвинутых на получение премии имени Николая Островского? Документы же, как уже отмечалось, были своевременно оформлены Володей и сданы второму секретарю обкома комсомола и попали в рук секретаря обкома партии Д. А. Яремчука, который засунул их «под сукно», сказав, что еще рановато давать премию имени Островского Владимиру Ивасюку. Поэтому, из-за этого документы Володи не были отосланы в ЦК комсомола. А Володи об этом не сказали честно, откровенно, его просто обманули.

Таким образом, можно утверждать, что моральным автором гибели Володи является Д. А. Яремчук.

После смерти Володи наговорено, особенно в чиновничьих кругах, много бессмысленного о нем с целью дискредитировать его популярность, творчество и хорошее имя, заработанное неусыпной работой и талантом. Никто из них не жалел украинского композитора, который пробуждал добрые чувства в сердцах своих соотечественников, его творчество не гармонировало с сусловской идеологией.

Поэтому много партийных функционеров запрещали в тихую его песни, чтобы заработать на этой травле и отрицании имени композитора хоть какой-нибудь паршивенький политический капиталец, необходимый для их карьеры.

Особенно беспощадными были партийные верховоды тогда, когда зашла речь о памятнике на могиле Володи. В. Ф. Добрик и Д. А. Яремчук запретили ставить такой памятник, как хотелось родителям композитора. Эти партийные недоброжелатели смотрели на все украинское по принципу «Чем хуже — тем лучше».

Памятник Володи был готов в мастерской скульптора Николая Пасекиры еще в 1981 году, но упомянутые уже нами политические деятели запретили отливать его из бронзы на львовской фабрике. Он простоял в мастерской скульптора десять лет.

Мать композитора, София Ивановна, особенно болезненно переживала это старание посторонних людей сунуть свои грязные руки в родительское и материнское сердце. Она, член партии с 1942 года, старалась объяснить В. Ф. Добрику, что наш сын был честным творцом и что преследование В. Ф. Добриком его честного имени ничем не оправдано. Но он отказался ее принять. Тогда мать передала ему подробное письмо, в котором написала, что ее трое братьев — Иван, Павел, Василий — полегли на фронтах Великой Отечественной войны, а отец умер недалеко от Сталинграда, где он, человек преклонного возраста, помогал фронту. Все они похоронены в безымянных могилах, — на крестах или простых обелисках нет их имен. И вот она, мать композитора, просит, чтобы хотя бы ее сын, который вдохновенно воспел родную землю и ее людей в талантливых произведениях, имел на могиле приличный памятник. Но секретарь обкома В. Ф. Добрик даже не ответил на это страшное письмо, а это хамство тяжело поразило Софию Ивановну. Она ночами не спала от этой несправедливости, места себе не находила, тяжело заболела — с ней случился инсульт. Она и по сей день прикована к кровати. Так за почти сорокалетнее пребывание в рядах коммунистической партии один из ее видных проводников наградил ее тяжелым инсультом.

А памятник львовяне все-таки поставили такой, как нам, родителям и сестрам Володи, хотелось. Володя прожил только тридцать лет. Но те годы были удивительно содержательные, озаренные мечтой о доброте и красоте на земле. В жизни он имел счастье от творчества, от того, что зла никому не делал, никому не завидовал и неутомимо работал для своего времени и своего украинского народа, который дал ему силы быть выразителем чувств и мыслей своего поколения.

Оглавление Прасковья Нечаева. Осталась отцовская печаль (предисловие к первому Мирослав Лазарук. Тяжелое приданое гения (предисловие ко второму изданию)....................................