«Электронная версия книги подготовлена Страницами памяти Владимира Ивасюка Дата генерации файла: 17 августа 2010 г. Осталась отцовская печаль 2 ...»
Володя был искренним, убежденным интернационалистом, который с глубоким почетом относился к музыкальной культуре других народов, в том числе российского. Дружил с московским поэтом Андреем Дементьевым, на его слова написал несколько ярких произведений. Поэт с радостью говорил, что песня «Рождение дня», написанная на его текст, — или это один из наилучших романсов, сотворенных в послевоенные годы. Андрей Дементьев с восхищением высказывался о Владимире Ивасюке, человеке и композиторе.
В Москве Володя познакомился с прославленным современным российским поэтом Андреем Вознесенским, который был очень высокого мнения о его творчестве. Тесная дружба связывала молодого творца с московским композитором Алексеем Экимяном и известным дирижером Юрием Силантьевым, который все годы относился к нему с добротой и лаской.
У меня часто возникал вопрос: почему такой близкий земляк-буковинец Дмитрий Гнатюк не исполнил ни одного произведения Владимира Ивасюка, одного из самых талантливых композиторов, которые работали в жанре лирической песни? Володя же не писал модных и дешевых шлягеров, а продолжал песенные традиции великих предшественников — прежде всего Н. Лысенко и К. Стеценко.
Как-то раз в Киеве он позвонил ко мне на квартиру Зинаиды Константиновны, вдовы поэта-партизана Николая Шпака, матери моей жены. Он часто приходил, любил слушать ее рассказы о поэте, который погиб героической смертью в камере пыток гитлеровского гестапо. Те частые приходы вылились в прекрасную «Юнацьку баладу» («Юношескую балладу»), посвященную памяти поэтапартизана Николая Шпака. Я предложил Володе посетить со мною Наталью Михайловну Ужвий, а потом — Дмитрия Михайловича Гнатюка.
У Наталии Михайловны были недолго, она торопилась на какое-то выступление. Но за короткое время они все-таки успели переговорить о музыке и искусстве вообще. Выдающаяся артистка хвалила нашу творческую дружбу, которая основывается на взаимопонимании и взаимоуважении и дает радостные результаты. После этой встречи Наталья Михайловна с юмором сказала: «Смотри, какое оно еще молодое, а какое уже талантливое и умное! Удивляешься, как это ему удается сотворить такой волшебный мир мелодии, что хочется в нем вечно жить».
Дмитрия Михайловича мы застали дома. Очень благосклонно встретил нас вместе с женой Галиной Макаровной. Я его познакомил с композитором, буковинцем Владимиром Ивасюком. Это был незабываемый вечер. Мы допоздна разговаривали о развитии современной украинской песни, о достижениях наших композиторов и их слабых сторонах, потерях. Тогда же Дмитрий Михайлович попросил Володю написать специально для него какое-нибудь произведение. Он, мол, охотно его исполнит. Я сказал им, что у нас уже есть хорошая песня — это «Отчий дім»
(«Отчий дом»).
Володя согласился прислать ее в ближайшее время. После этого хозяин показал нам свою очень интересную коллекцию картин. С увлечением рассказывал историю каждой из них. Но нужно отметить, что Володя тоже был тонким знатоком и ценителем художественного искусства и скульптуры, удивлял меня своими лаконичными, но меткими и точными замечаниями, наблюдениями, суждениями, интерпретациями… Проявлял широкую эрудицию и хороший безошибочный вкус.
Он скептически смотрел на подделки под моду. Мода, считал он, вещь необходимая, но она не должна отрекаться от таланта. Володя категорически откидал любое псевдоноваторство, формалистские выходки.
Молодой композитор подробно знал мировые музыкальные веяния, прекрасно разбирался в них. Интересовался не только лирической песней, а развитием европейской музыки в целом. Самобытность, неповторимость его таланта, творческого почерка, стиля остается навсегда в нашей культуре — таких композиторов было у нас очень мало. Он, можно сказать, создал целую школу — у него есть уже ученики, которые творчески усваивают его традиции. Есть также просто эпигоны.
Володя думал о будущем. Поэтому он учился, старательно учился».
Раздел двадцатый 1973 год богат незабываемыми событиями.
Володя уже имеет свое жилье на улице В. Маяковского, 106, неподалеку от Медицинского института и Львовской консерватории им. Н. Лысенко, сдает на «отлично» государственные экзамены, получает диплом врача и поступает в аспирантуру на кафедру патологической физиологии к прекрасному специалисту — профессору Татьяне Владимировне Митиной.
Володя уставший. Часть своего отпуска проводит в Бердянске вместе со всей семьей.
В конце июля покидаем прекрасный приморский город. Мне же нужно возвращаться в Черновцы, где в Университете будут в начале августа вступительные экзамены, я член экзаменационной комиссии. А Володя хочет принять участие в музыкальном празднике «Крымские зори», который пройдет в Ялте. Там будут исполнять его песни. Интересно увидеть, как они будут звучать на широком песенном фоне и как примут их ялтинцы и их гости, которые прибудут со всех концов страны.
На теплоходе «Колхида» плывем Азовским и Черным морями. Нам нравится это путешествие. Небо высоченное, без единого облачка, похожее на шелковое полотнище, расстеленное от горизонта до горизонта. За кораблем летит стая чаек, шныряет в воздухе, хватая с моря все, что кидают пассажиры.
Все время находимся на палубе, любуемся красотой и таинственностью моря, разговариваем о мало еще изученном мире, который прячется от нашего взгляда под капризными волнами, о его красоте и бессмертии.
Володя не расстается с книжкой воспоминаний о Жераре Филипе, созданной друзьями и побратимами великого артиста, благодаря усилиям мудрой и верной его жены Анны Филип. Эта книжка вышла в свет в российском переводе еще в 1962 году, через три года после смерти творца.
Стаю в тень рядом с ним и время от времени поглядываю на него, углубленного в чтение. Он отрывает взгляд от книжки и говорит:
— Не зря французская культура уже издавна известна в мире. Французы страшно бережно относятся к своим культурным деятелям, великим или малым.
Смотри, — показывает мне фотографии Жерара Филипа, снятого в разных ролях, — это окраса европейского кинематографа.
— Ты прав, сын, — отвечаю, — у нас тоже очень много делается для развития культуры. Ты на себе убедился.
— Я согласен с тобой, папа. Но меня иногда злит то, что у нас нет актера такого очарования, как Жерар Филип. Если он появится, то очень скоро спивается.
Кто в этом виноват?
— Окружение. Да, определенной категории поклонников нужно бояться, ведь они считают, что свое восхищение талантом артиста, певца или популярного композитора можно проявить в ресторане с помощью бутылок коньяка и шампанского. Жерар Филип после каждого спектакля любил спать в своей домашней постели, а не под столом в ресторане. И в этом был один из источников его величия.
Мы очень удивлены, когда на второй день слышим, как из репродуктора раздается близкая и родная музыка Володи. Он перестает читать и говорить. Песни, чередуются одна за другой — «Я пойду в далекие горы», «Эхо твоих шагов», «Мир без тебя», «Баллада о двух скрипках». Володя говорит мне в пол голоса:
— У меня есть к тебе претензия… — К тому, что ты позволил мне выпустить в люди недовершенный текст «Водограя». Если бы ты настоял, то теперь это произведение не звучало бы, как укор совести.
— Преувеличиваешь, сын. Только в припеве нужно заменить две-три строки, остальное — все на своем месте. Послушай, как празднично звучит твой «Водограй» над просторами Черного моря.
Молчим некоторое время. Володя приплющивает глаза от удовольствия, оказывая впечатление, что готов так слушать до конца путешествия. Вокруг нас люди тоже молчат и слушают. Каждый думает, наверное, о чем-то дорогом, заветном.
Эту тишину, насыщенную словами и мелодиями, нарушает какой-то высокий, элегантный молодой человек в белой короткорукавке с расстегнутым воротником и в очках в новой оправе. Он обращается к Володе на красивом украинском языке:
— Извините, что тревожу… Вы — композитор Владимир Ивасюк, правда?
Володя качает утвердительно головой.
— Я пришел сказать вам, что капитан нашего корабля очень просит вас заглянуть к нему в каюту. Я — его сын, врач.
Эти слова сказаны с такой искренностью и ласковостью, что Володя встает на ноги и говорит:
— Очень приятно, доктор. Идем… Володя кажется немного взволнованным, даже встревоженным в некой мере. Мне нравится его юношеская взволнованность и то, что он не отказывается удовлетворить просьбу симпатичного молодого врача. В голове возникает мысль, что люди любят украинские песни, жадно их слушают и с добрыми чувствами относятся к их творцам.
Капитан «Колхиды» — человек лет за пятьдесят, хорошо образованный, с высокими интеллектуальными интересами. Разговаривают о музыке, литературе, медицине. Капитан и его сын высказывают свежие, оригинальные оценки книгам, песням и жизни. С ними приятно разговаривать. Поэтому Володя задерживается довольно долго. А в это время над Черным морем вместе с чайками свободно шныряют его песни.
Володя выходит на палубу и снова садится рядом со мной.
— Ну, как там твой капитан? — спрашиваю.
— Симпатичный товарищ. Просил, чтобы я рассказал о себе. О своей музыке, медицине, песнях. Хотел знать, как пишутся песни. А мне трудно об этом говорить, даже неприятно. Терпеть не могу мещанское самовосхваление, и мещанский самоанализ перед любопытными людьми. Но я был искренним, ничего не скрывал, и капитан очень внимательно меня слушал, задавал вопросы… Прибываем в Феодосию. Володя и Галя выходят на берег и остаются в этом городе, а мать, Оксана и я продолжаем дорогу в Одессу, чтобы там сесть на поезд и добраться в Черновцы.
рем, и с первого дня знакомятся, прежде всего, с музеем И. К. Айвазовского, осматривают интересные дома города, остатки старинных крепостей. Володе, как он признается, приятно, когда ветер истории ударяет в лицо, навевая мысли о разных народах и событиях, которые давно уже отгудели, оставив после себя только грубые, полуразрушенные стены крепостей, грозных укреплений.
От остатков прошлого всегда ждем в изумлении чего-то такого, что заставило бы нас задуматься, порадоваться или погрустить.
После ознакомления с городом и его историческими и культурными памятками они проводят несколько дней на пляжи. Но надоедает то пассивное лежание:
дорога манит в еще неизведанные места.
Володя покупает немецкий желто-зеленую палатку и собирается «в далекие горы». Они едут за Планерское и Коктебель и останавливаются в прекрасной Долине Роз. Сразу чувствуют, что попали в какой-то волшебный уголок, где с радостью проведут свой отдых. Однако перед тем, как устроить там лагерь, решают еще раз основательно пообедать в ресторане, чтобы потом окончательно перейти на морские продукты, овощи и фрукты. Тогда же из ресторана они наблюдают, как грандиозно умеет распоясываться южная стихия.
Огромные молнии разрывают потемневшее небо на куски — оно протестует против них оглушительным и угрожающим грохотом, ревом и раскатами, разливается хаотическими каскадами дождя, которые ограждают ресторан от остального мира. Стает не по себе. Иногда кажется, что бессильный и слабый человек превращается в игрушку, полностью зависимую от мрачных прихотей природы.
За пять-десять минут вода достигает полуметровой высоты, электрический свет гаснет, над землей, притихшей под ударами громов, царствует тьма. Когда гроза утихает, Володя закачивает штаны, берет Галю на плечи и плетется в гостиницу, радуясь, что они еще его не покинули. А на следующий день окончательно перебираются в Долину Роз, сжигая за собою мосты.
Долина Роз покрыта множеством кустов шиповника. Когда весной они расцветают розово-белым цветом на фоне серых скал и голубого моря, то перед глазами словно разворачивается поэтическая сказка, порождающая в душе праздничное настроение. Но беда только в том, что вчерашний наглый ливень, неугомонный ветрище снесли все палатки, повалили некоторые старые деревья, а с остальных отломили ветки, заилили тропинки и дорожки.