«Ф. Г. Шилов. Записки старого книжника. ОТ СОСТАВИТЕЛЯ Записки книжников, людей, причастных к книге, к книжному делу—издателей, типографов, книгопродавцев, библиофилов,— ...»
В дореволюционные годы у меня бывал и кое-что продавал Павлищев— племянник А. С. Пушкина; он всегда приходил с казачком. Этот казачок стал впоследствии оперным певцом. Павлищев предложил мне около 100 писем О. С. Павлищевой, сестры Пушкина, и много писем семьи Павлищевых. Я их отправил, естественно, в Пушкинский дом. Туда же через мое посредство поступил и мраморный бюст Тютчева работы скульптора Ухтомского.
В марте 1927 года Общество библиофилов, членом которого состоял и я, решило устроить мой и А. С. Молчанова юбилей.
Юбилейное заседание происходило в помещении Общества. Вступительное слово сказал директор библиотеки Эрмитажа О. Э. Вольценбург, затем основатель Общества библиофилов. B.К. Охочинский прочел доклад «35 лет на службе книге». Коллекционер гравюр А. И. Доливо-Добровольский сделал доклад «Горизонты и задачи антиквариата».
От ассоциации книжных работников говорил А. И. Аникеев, от букинистов — Соломин.
Мне поднесли адрес, затем были прочитаны приветствия от Археографической комиссии Академии наук и многих учреждений и частных лиц.
C.В. Чехонин поднес мне свою монографию с надписью скорописью в стиле XVII века — «Ярославскому мудрецу книги в день его юбилея от изографа Сергея Чехонина».
Была выпущена книжечка-памятка с портретами Молчанова и моим работы художника Бриммера.
Мне хочется вспомнить еще один случай, связанный с А. М. Горьким.
Незадолго до закрытия моего магазина я предложил «Красной газете», которой принадлежал магазин «Дешевая книга», передать мне все ценные книги, а я по взаимному расчету передам в их магазин дешевую и массовую книгу.
Заведующему издательством «Красная газета» Классу моя мысль понравилась, но он просил меня повременить с этим. Я вздумал написать А. М. Горькому и попросить его рекомендацию Классу. Через несколько дней я получил от Алексея Максимовича ответ:
«Посылаю Вам записочку для Класса. Желаю успеха.
Классу Горький написал большое письмо, в котором говорил, что хорошо меня знает, что я люблю и знаю книгу и что было бы хорошо, если бы «Красная газета» купила «Антиквариат» Шилова, а его самого взяла на работу. Дорогие книги можно было бы передать в «Антиквариат», с тем чтобы в «Дешевой книге» были действительно дешевые книги.
С этим письмом я пошел к Классу и спросил, пришел ли он к какому-нибудь решению. Тот ответил, что ждет еще мнения сотрудников.
—А я принес рекомендацию,— сказал я и вынул письмо.
—Мне не надо никаких рекомендаций, я враг рекомендаций!
Я обиделся и сунул письмо обратно в карман.
Вернувшись к себе в магазин, я застал там П. Е. Щеголева и рассказал ему об инциденте с Классом. Щеголев сказал:
—Рекомендация рекомендации рознь. Напрасно вы не сказали, чья рекомендация.
От рекомендации Горького он бы не отказался. Ну что ж теперь делать? Пошлите ему вашу рекомендацию почтой.
Я сгоряча и послал, а теперь жалею, что не сохранил автографа Горького.
Продавать свой магазин «Красной газете» я передумал и объявил в газетах о распродаже книг по случаю прекращения торговли.
После закрытия магазина, в конце 1929 года, я поступил в магазин Техиздата агентом по продаже книг. Работал также в Технологическом институте, в палате мер и весов и в Новой технической библиотеке. Но мне была нужна настоящая работа, к которой я привык и по которой скучал, поэтому я поступил в книжный и художественный магазин «ОХР»*, работая одновременно в Книжном фонде по отбору литературы для «Международной книги», а затем в Укркниготорге, для которого закупал старые книги.
В 1933 году меня перевели в «Международную книгу», в экспертный отдел. Работа заключалась в продвижении русской книги за границу. Для этого составлялись индивидуальные списки, а также каталоги, которые рассылались во все страны (в течение года я выпустил более 30 каталогов по различным вопросам).
Больше всего через «Международную книгу» расходилось книг по изучению недр России, в частности по геологии; это было естественно, так как другие страны интересовала экономическая жизнь России.
Через год я вернулся в Укркниготорг. Старую книгу здесь уже не покупали, но при магазине решили открыть антикварный отдел, где я и начал работать.
Но меня тянуло к писателям и ученым, ведь я всю свою жизнь имел с ними дело.
Поэтому я перешел в Книжную лавку писателей. Годы работы в ней считаю для себя очень плодотворными. При моем содействии лавка приобрела немало библиотек и собраний рукописей и автографов, в том числе библиотеку ближайшего сотрудника А. М.
Горького по издательству «Знание» К. П. Пятницкого, библиотеку и собрание автографов литературоведа П. Н. Медведева. В библиотеке Медведева были прекрасно подобраны все первые издания как самого Пушкина, так и его поэтического окружения. В собрании автографов были главным образом автографы поэтов конца XIX—начала XX века: Н.
Гумилева, А. Блока, В. Брюсова, Андрея Белого, В. Маяковского и многих других. Мы купили также ряд писем А. М. Горького, в том числе, например, его письмо к Шаляпину от 1913 года.
В этом письме Горький писал:
«...Помни, кто ты в России. Ты больше аристократ, чем любой Рюрикович... Ты в русском искусстве музыки первый... и так хотелось бы, чтобы ты понял твою роль, твое значение в русской жизни!»
Особенно важные документы мы купили у одной неизвестной женщины. Это были материалы по организации Управления по делам искусств. Среди них были в подлинниках протоколы тридцати заседаний, на которых присутствовали работники искусств и общественные деятели, собранные Горьким,— А. Бенуа, сам А. М. Горький, А.
Н. Тихонов (Серебров) и много художников. На этих заседаниях решено было образовать самостоятельное Управление по делам искусств и Управление по охране памятников старины.
Книжная лавка писателей устроила несколько базаров и выставок. Особенно хорошо были организованы базары и выставки в Доме писателей. Выставлены были книги из собрания В. А. Десницкого: редкие издания Крылова, ряд первых изданий Ленина, Плеханова, Чернышевского и других, коллекция переплетов от XV до XX веков, очень много марокенов с суперэкслибрисами пап, кардиналов, королей и разных именитых людей. Десницкий выставлял также превосходно оформленные книги французских романтиков.
Профессор Н. К. Пиксанов устроил выставку своего собрания всех изданий и более чем ста списков комедии Грибоедова «Горе от ума».
Г. А. Гуковский выставлял книги XVIII столетия. Особенно замечательным было собрание французских иллюстрированных изданий, подобранное хронологически, с последней четверти XVIII века по первую четверть XIX века.
Из собрания В. П. Исакова, о котором скажу дальше, были представлены все лучшие издания XVIII века вроде четырех томов Лафонтена, четырех томов Мольера, Руссо, Вольтера с гравюрами Буше и пр.
Я хочу особо сказать о своих встречах с писателями, об их библиотеках. В библиотеке каждого писателя отражались не только вкусы и характер владельца, но и творческое лицо его. Я же, работая, в частности, в Книжной лавке писателей, имел возможность узнать многих советских писателей, литературоведов, ученых, и общение с ними было не только приятным, но и глубоко поучительным.
Особенно часто мне приходилось встречаться с писателями во время моей работы в издательстве «Всемирная литература», и в первую очередь мне хочется вспомнить об А.
А. Блоке.
Александр Александрович Блок интересовался театром и собирал все, что касалось театра.
В первые годы революции он очень мало заботился о своей внешности, ходил обычно в потертой шинели. Блок в магазинах усердно разыскивал интересующие его пьесы, стоя либо на корточках, либо на коленях (пьесы и брошюры о театре размещали, как правило, на нижних полках).
У меня в лавке Блок познакомился с молодым человеком по фамилии Лабутин, который попросил у него билеты в театр. Блок тут же написал пропуск в Суворинский театр. Лабутин, который был очень культурным человеком, близко сошелся с Блоком и впоследствии даже помогал Бекетовой в литературных работах о Блоке.
Лабутин оказался неудачником. После смерти Блока, не имея работы, он распродал все письма Блока к нему, портреты и письма разных знаменитых артистов, которым его отец всячески в свое время помогал. Тут были письма и портреты В. Н. Давыдова, В. В.
Стрельской, Липковской и целого ряда других лиц, поднесенные Карпу Лабутину и имеющие дарственные надписи.
После смерти Блока его жена Любовь Дмитриевна получила все наследство и права на издания Блока, приобретя возможность усиленно собирать книги по любимому ею балету. Собрание у нее было довольно большое, о чем свидетельствует такой факт. Когда я купил собрание Худекова, автора трехтомной «Истории танцев», то Любовь Дмитриевна смогла из него выбрать только какой-нибудь десяток листов. У Худекова же было около 100 разных литографий Тальмы, около 80 — Фанни Эльслер. Потом Любовь Дмитриевна купила у меня архив балерины Трефиловой, задумав написать книгу по балету, но развивавшаяся болезнь помешала этому. После смерти все ее собрание поступило в Театральный музей, а то, что сохранилось от библиотеки А. А. Блока, перешло в Пушкинский дом.
Поэт Михаил Алексеевич Кузмин был большим любителем книг, но собирал немного. М. А. Кузмин знал несколько языков и покупал главным образом изящные издания с несколько фривольным уклоном. Он был чрезвычайно образованным человеком, любил музыку, прекрасно играл на рояле и сам писал ноты. Я был знаком с М. А. Кузминым много лет. Он бывал у меня на родине, в г. Данилове Ярославской области, и с удовольствием вспоминал этот город, сказав мне как-то, что написал даже рассказ из даниловского быта.
М. А. Кузмин умер в Мариинской больнице (теперь больница имени Куйбышева) в 1936 году. Во время выноса тела покойного шел густой снег, но, несмотря на плохую погоду, М. А. Кузмина провожало в последний путь много людей—пожалуй, все жившие в Ленинграде писатели. Среди них выделялась крупная, засыпанная снегом фигура Алексея Толстого...
Василия Петровича Исакова я помню еще юношей-комсомольцем, покупающим в магазине «Международная книга» первые издания книг французских романтиков. Позже, на протяжении по крайней мере двадцати лет, я его знал как покупателя преимущественно французских книгXVII—XIX веков. Вначале Исаков покупал по неопытности средние и плохие экземпляры книг, но потом стал менять их на лучшие. Таким образом у него образовалось прекрасное собрание.
Я убедился, что Василий Петрович очень искренне любит книгу. Можно указать на один факт. В 1929 году Общество библиофилов издавало «Альманах библиофила». Перед этим Василий Петрович нередко посещал заседания Общества, и ему пришлось иметь дело с «Альманахом». Резко возражал он против публикования переведенной с французского языка статьи «Является ли женщина библиофилом?», в которой доказывалось, что женщина любит книгу только как предмет роскоши.
Более детально я познакомился с библиотекой Исакова, выбирая в 1940 году книги для выставки в Доме писателя. Осматривая библиотеку, я поражался большому и систематичному собранию книг. Для того чтобы так подобрать библиотеку, как сделал это Исаков, надо было прежде всего иметь страстную любовь к книге и неимоверное упорство.
Весной 1942 года я проходил по улице Связи мимо квартиры Исакова. Смотрю — крыша разворочена. Значит, попала бомба или снаряд. Я повернул во двор, поднялся в его квартиру над подвальным помещением. Квартира была не закрыта, и я вошел в комнату:
по стенам стояли книги, но кругом были мусор и камни...
Я стал искать управдома. Это была женщина, мирно копавшая в тот момент грядку посреди двора. Я спросил ее:
— Почему у вас в таком состоянии квартира Исакова? Не заперта...
— Квартира заперта.
— Нет, не заперта. Это возмутительно — такое отношение к чужому имуществу.
Она пошла со мною в квартиру Исакова и дорогой сказала: