«Ю. С. Грачев В Иродовой бездне Воспоминания о пережитом Книга четвертая Оглавление Часть 7. СВЕТ ПЕРЕД ЛЮДЬМИ (1945) Глава 1. Дорогие минуты нам Бог даровал Глава 2. ...»
И опять было чудное, благословенное собрание. Не только наслаждались пением, Словом Божиим, не только возносились благодарственные молитвы к Богу, но многие грешники открывали свои уста, каялись и находили мир у ног Иисуса.
Собрание продолжалось за полночь. Лева быстро уснул. На душе было светло и необыкновенно радостно...
На другой день он спросил Алексея Ивановича, как ему спалось.
– О брат, — я не спал совсем, я не мог спать! Ведь мой сын Володя покаялся, ведь моя дочка Валя покаялась... что может быть лучше?
– Да, слава Богу, слава Богу! — сказал Лева. — Это только Господь, это только Он, это только Его пути...
– А мы такие немощные и слабые...
"Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас".
И опять он возвращался в Куйбышев. Казалось, что отчаяние, уныние должны наполнять его сердце. Но этого не было. В душе было ликование: были спасенные души, он жил и скитался не напрасно. И все тернии и невзгоды сердце не чувствовало; наоборот, был покой и глубокая уверенность, что есть Тот, Кто печется, заботится и все устраивает так, как никакой человек при всей своей мудрости и всех возможностях устроить не смог бы.
Ему стало ясно, почему первые христиане переживали все свои трагедии с величайшей радостью: они верили, они ощущали присутствие Божие и сила Божия помогала им не чувствовать страданий. В их сознании преобладало неземное. Поэтому Павел и писал, что "нынешнее временное страдание ничто по сравнению с той славой, которая откроется в вечности".
И домой Лева явился не грустным, а улыбающимся и необыкновенно радостным. Он делился впечатлениями не о своем неустройстве, не о том, как его гонят, а о том, какой огонь зажегся в Чапаевске.
После собрания, которое было у слепой сестры, он рассказал куйбышевской молодежи о тех благословениях, которые начались в Чатаевскел, и те решили посетить Алексея Ивановича.
— Ну, а как вы, брат? Где же вы будете жить? — спрашивали – Я не знаю, — весело отвечал Лева. — Господь знает, и верю, Он предусмотрел для меня самое лучшее.
На следующий день он снова отправился в облздрав. Там просто и откровенно рассказал, что его прописать в Коддыбани отказались.
– Ну что же с вами делать? — спрашивали его в отделе кадров.
– Ну, пошлите меня хоть в самое отдаленное место, я на все согласен, — отвечал Лева.
Посовещались и выдали ему направление в село Пестравку.
– Это отдаленный район, далеко от железной дорога, нужда в медработниках большая, и там устроитесь, — сказали ему.
– А как туда ехать? — поинтересовался Лева.
– А через Чапаевск. А оттуда на машине прямо до Пестравки.
"Это необыкновенно! — подумал Лева. — Опять через Чапаевск! Какая радость!
Опять встреча с дорогими, близкими, опять встреча с дорогой молодежью, которая отдала свое сердце Господу. И это печется Господь. Он Сам предусматривает планы и Сам определяет времена, когда и где быть. И все это к лучшему. Поистине сам человек никогда не придумает так, как делает Господь."
Когда Лева вновь появился на дороге дома Алексея Ивановича, его увидели Валя, дочь его, и сын Володя. Раньше они холодно смотрели на него и старались избегать встречи с ним. Теперь же они бросились к нему навстречу с сияющими от радости лицами и горячо приветствовали.
– Брат Лева, как, как вы смогли опять быть у нас?
– А вот так: еду устраиваться на работу в Пестравку. Все это сам Господь делает.
Алексей Иванович и Анастасия Ивановна, как только Лева вошел к ним, прослезились и воздали благодарность Богу, что Он позволил им встретиться еще раз.
— К вечеру должны приехать и куйбышевцы, — сообщил Лева. Вечером было редкостное собрание. На нем присутствовали не только старички и старушки, не только люди средних лет, но была и молодежь, местная и приезжая, и все славила Господа, все с наслаждением слушали живое Евангелие и молились, молились. Новые души, ищущие Господа, находили мир у подножья Голгофы. Время пролетало, ночные часы бежали, а расходиться не хотелось.
Лишь только тот, кто бывал на собрании, где действует Дух Божий, где все просто, ничем не ограничено, в полной духовной свободе, — только тот поймет ту атмосферу любви, необыкновенно чистой радости и тишины, которая наполняет сердца...
На следующий день, провожаемый горячими молитвами и добрыми пожеланиями, Лева сел в попутную машину и отправился в Пестравку. В самой Пестравке, как слышно, верующих не было. Но кто знает, для чего и как ведет Господь туда?
Все поля покрыты снегом. Дорога еще не рухнула, но в воздухе, в самом сиянии солнца чувствовалось: вот-вот должна настать весна.
Приехав, Лева пришел к зав. райздравотделом и вручил ему направление из облздрава.
— Какими путями вы к нам, в Пестравку? — спросил тот Леву.
Можно было бы быть очень кратким и не рассказывать им о своих приключениях, но внутренний голос говорил Леве, что нужно быть откровенным. Он просто и кратко рассказал, что он из заключения, что он верующий, баптист, и вблизи большого города и около железной дороги его прописывать не хотят и вот направили к ним.
— Хорошо, — сказал зав. райздравом. — Вы сами никуда не ходите, давайте ваши документы и паспорт и идите отдыхать. Я сам схожу в милицию и куда следует, — конечно, постараюсь вас устроить, так как нам работники нужны.
На следующий день Лева был в райздравотделе. Когда он зашел к заведующему, по лицу того трудно было определить, положительный или отрицательный будет для Левы ответ.
— Садитесь, — сказал он. — Я не хочу огорчать вас. Ну, по всем инстанциям советовались в отношении вас, и я должен вам сказать, что я со своей стороны настаивал, чтобы вас оставить работать в Пестравской больнице, но бесполезно. Одним словом, в Пестравке вы работать не сможете. Но, знаете ли, нам нужно открыть фельдшерский пункт в одном селе. Село глухое, там только два колхоза. Так вот, если вы не возражаете, то поедете туда. Я уже говорил с главным врачом больницы, он сам поедет с вами.
Найдете квартиру, откроете медпункт, будете работать. Согласны?
Лева не раздумывал. Выбирать, в сущности, не было никакой возможности.
Беспокоиться тоже не о чем было. Ведь у руля его жизни Сам Господь. И как поется: "Не даст Он, Всесильный, погибнуть нам..." ч – Да, я вполне согласен, — сказал он.
– Да, только знаете... но, в общем, вы понимаете, вы не маленький: вам сейчас нужно пойти на беседу к районному начальнику НКВД. Ну, а потом еще в военкомат, чтобы встать на учет.
Начальник НКВД оказался очень внимательным человеком. Он подробно и умело расспросил всю биографию Левы, все его приключения. А потом покачал головой и сказал:
– Ну, видно, крепко верующий вы человек, перевоспитывать вас не приходится.
Запретить молиться вам мы не можем. У нас полная свобода вероисповедания. Только смотрите, никакой антисоветчиной не занимайтесь. Поймите, вы будете жить у нас, как на ладони. Каждое ваше слово, движение будут оцениваться.
– Я все понимаю, — ответил Лева. — И никакой антисоветчиной я не интересуюсь.
Для меня только Евангелие и Христос — самое дорогое.
Военком тоже с ним побеседовал и в присутствии других, лиц сказал:
— Ну, желаю вам хорошей работы, только знайте: вы едете в очень темное село, очень темное.
Почему он назвал село "темным" и даже очень "темным" объяснено не было. Но Лева и без слов все понял. Его направили в село Тяглое Озеро, это селение, которое, начиная с XVIII столетия занимало в Самарской губернии особое положение, в котором народ спасался от гонений и притеснений из центральных губерний России и среди далеких степей, мирно трудясь, старались жить по Библии. Как описывает история, Тяглое Озеро и окружающая природа были исключительно богаты. Сюда явились в 1792 году молокане из Балашовского уезда нынешней Саратовской губернии и образовали особое молоканское поселение под именем сначала деревни, а ныне села Тяглое Озеро.
Это село, как описывается, по справедливости издавна считается своеобразным "Иерусалимом молоканства". Многие исторически известные далеко незаурядные события в деле духовного пробуждения народа связаны с этим селом. В этих местностях, а также по реке Иргизу в различных деревнях жили молокане, которые вдали от правительства и от духовенства стремились жить по-Божьи. Как описывает Ф. Ливанов, "в широких и необозримых степях, удаляясь от остальных людей, делаясь сынами природы, молокане не хотят знать ничего, кроме Библии, и предлагаются мысли о духовном и мирском царстве христиан на земле...". (Ф. Ливанов. Раскольники и острожники, т. 2, с.
417.) Много лет с тех пор, как в этих местностях процветало молоканство. Там было большое духовное и евангельское пробуждение. Были и другие различные христианские течения.
И вот, Леве предстояло работать и жить в этом историческом селе, без упоминания о котором не обходится ни одно серьезное исследование по русской истории.
Помимо всего прочего, Лева знал, что его предки тоже пришли в Самару из этого села.
Когда-то в Тамбовской губернии крепостной одного помещика Семен Чекмарев, человек весьма религиозный, помогавший в службе священнику, стал читать славянскую Библию и, как следствие этого, отступил от православия. Разгневанный помещик отдал его в рекруты, и он, по условиям того времени, пробыл 25 лет военной службы. На службе Семена ценили как очень честного человека, и фельдфебель порекомендовал генералу взять его в денщики.
Несмотря на то что Семен крепко держался своей веры, генерал очень его уважал, посылал в город с ценными бумагами, доверял крупные суммы денег. Семен во всем был безукоризненно честен. Когда он уезжал домой, генерал наградил его. Вернувшись к себе, в Тамбовскую губернию, Семен не нашел там никого из родных. Многих своих крестьян, в том числе и семью Семена, помещик отправил на свои земли в Самарскую губернию, и нашел Семен свою семью в далеком Тяглом Озере. Там, в типично молоканской среде, его родные имели благословения как духовные, так и телесные. Со своим сыном Семеном Семеновичем Семен Чекмарев переехал в Самару, где на деньги, подаренные ему генералом, купил домик. Здесь его семья влилась в общину самарских молокан — духовных христиан.
У Семена Семеновича был сын Иван Семенович, родной дедушка Левы по матери.
Вот в какие края забросило Леву то, что люди называют судьбой. Лева понимал: это не была бессмысленная судьба. Это был перст Божий, имеющий особое значение. И село, которое местный военком охарактеризовал, как "очень и очень темное", на самом деле было издавна просвещено светом Христова учения. Попечение Божие он видел на каждом шагу и надеялся продолжать видеть его и в этом новом месте работы.
Именно поэтому на душе Левы было светло и спокойно.
"К святым, которые на земле, к дивным Твоим — к ним все желание мое".
Вместе с главврачом больницы, который дал необходимые советы в отношении работы на селе, Лева погрузил оборудование медпункта на подводу, и они поехали в Тяглое Озеро.
Не доезжая до этого села километра три, они проехали селом, которое, как объяснил главврач, называется Садовка. Это была, в сущности, одна улица.
— Здесь когда-то было много садов, — объяснил врач, — жили люди зажиточные, занимались скотоводством, хлебопашеством, жили сытно. Ну, а теперь, как видишь, от садов ничего не осталось. Вон кой-где на окраине вишня растет...
Лева видел, что не только от садов, но и от многих домов тоже ничего не осталось.
Местами были мазанки, даже не выбеленные, а просто вымазанные желтой глиной.
— Это вот тоже здесь один колхоз, который вы тоже будете обслуживать. Но сельсовет находится в Тяглом.