«Григорий Марк проживает в настоящее время в Бостоне, США. Работы его публиковались в периодических изданиях в США, Англии, Франции и Германии и переводились на ...»

Предыдущие Книги Г. Марка

«Гравёр», Effect Publishing, New York, USA, 1991

«Среди Вещей и Голосов», Hermitage Publishing, New Jersey, USA, 1995

«Имеющий Быть», Роспринт, Санкт-Петербург, 1996

«Оглядываясь Вперёд», Санкт-Петербург, 1999

«Глаголандия», Санкт-Петербург, 2003

«Возомнившие», Водолей, Москва, 2005

Григорий Марк проживает в настоящее время в Бостоне, США.

Работы его публиковались в периодических изданиях в США, Англии, Франции и Германии и переводились на английский в США и Англии.

В России печатался в следующих изданиях: Досье Литературной Газеты, Дружба Народов, Звезда, Знамя, Континент, Литературные Новости, Новый Мир, Октябрь, Театральная Жизнь, Юность. Автор пользуется случаем выразить глубокую благодарность всем этим изданиям.

Прозу, стихи, пьесу Гр.Марка, переводы его работ на английский и статьи о нём можно найти на его странице: http://grigomark.tripod.com Из Отзывов на Книги Г. Марка «Легче всего было бы назвать его религиозным поэтом, если бы не сдержанность и такт, которые определяют эту, самую, быть может, большую, наболевшую его тему. Ни экзальтация, ни исступлённость не проявляются даже в том, что исполнено для него самой жгучей важности».

(Русская мысль, 4 Мая 1990, Франция) «Блестящий эксперимент... завораживающий виртуозной изысканностью метафор, удивительным сочетанием музыкальности и живописности, которые под силу только по-настоящему зрелому, большому мастеру». (Новое Русское Слово, 26 Июля 1991, США) «Не устаю удивляться, сколько разных голосов уживается в одном поэтическом горле: от задыхающегося шопота молитвы до сатиры». (Русская мысль, 11 Окт. 1991, Франция) «Это не итоговая книга, но книга итогов... Собрать такую книгу не просто: это явка с повинной...

Тут другой счёт, как на исповеди, всё или ничего. И выбирается всё».

(Грани, 164, 1992, Германия) «Эта книга – уже оторванный лист. Ценность, принадлежащая каждому из нас».

(Литературные Новости, 9, 1992) «Гр. Марк живёт, очевидно, в каком-то бессознательном ожидании чуда... в его мире легко происходит столкновение с призраками и фантастической реальностью».

(Панорама, 7 Янв. 1992, США) «Гр. Марк может быть т яростно беспощадным и горько безжалостным. Но едва ли не главное его свойство... это щемящая деликатность» (Столица, 40,1992)   " Mark's collection of poems provides yet another example of the effect produced by the combination of conventional rhymed syllabotonic verse with harrowining postmodernist sense of "of the end", of no future... However, all this tedium and hopelessness generates occasional intimations of a divine presence and hints at manifestations of the metaphysical." ("World Literature Today", Automn, 1995, USA) «Странное соединение пронзительной договорённости и мягкого ускользающего намёка. Его общение с читателем происходит по болезненной грани исповедальности и иронии».

(Бостонское Время, 6 Сент., 1995, США) «Парадоксальность «героя» Марка в том, что в нём совмещены черты древнерусского книжника, «монаха» и психоделическая традиция, «глаз мозга моего чуть приоткрыт». В борении этих сил древнерусский книжник вдруг обретает черты городского бродяги и пьяницы, нового Вийона...».

(Знамя, 12, 1995) «Далеко не подводя итоги многогранному, живому, крепнущему творчеству Гр. Марка, мы вправе увидеть в нём не только одного из ярчайших поэтов, но и человека, заглянувшего в новую эру...».

(Новый Журнал, 197, 1996, США) «Город Петербург и страна Тюркославия –такова география его стихов. И одновременно повод для ужаса, иронии, горечи. Гр. Марк пишет, словно задыхается, торопливо, сбивчиво».

(Новое Литературное Обозрение, 19, 1996) «Он балансирует на грани робости и мужества... всякий вчитавшийся в него, оказывается чем-то сродни «подвешенному за ребро»... то-есть наступает отдача самого высокого рода».

(Литературная Газета, 7 Июля 1996) «Евангелье от Марка, но это ради красного словца, а на самом деле – по соседствующему с Евангельем и по образам, толпящимся в книге, - Откровение, где проступающий небесный Петербург или явление Зверя прямо указывают на апокалипсис».

(Время и Мы, 131, 1996, США) «Недавно мне довелось прочитать стихи, автор которых показался мне не совсем натуральным в своей заявке на человеческое происхождение... Читателю грустно видеть себя, человека, глазами ангела... Ангела, который, задав себе почти непосильную работу, пытается быть человеком».

(Звезда, 4, 1997) «Мастер поэтического каламбура, Марк смело переносит свои находки в прозу. Особого внимания заслуживает автопортрет автора в «Имеющий Быть», где «рассеянный времяубийца идёт с каламбуром по жизни» в надежде, что его стихи «станут алиби для Страшного Суда».

(Новый Журнал, 210, 1998, США) «Это с одной стороны поиск чуда, а с другой «чудобоязнь». Слово Марка изнемогает от постоянного груза, добровольно на себя взваленного, ибо как – не изнемогая не надламываясь – соеддинить тревожное ощущение Божественного присутствия с болтной хлябью ежедневности».

(Знамя, 3, 1998) «Перед нами поэт совершенно отдельный, особый, с очень своеобразной интонацией и лексикой...

Стихи Марка не захватывают читателя сразу; наоборот, понять их странную красоту можно, лишь дочитав до конца, а то и через несколко минут после этого».

«Марк буквально «оглядывается вперёд», и мы, застигнутые врасплох этим мученическим движением, слышим хруст шейных позвонков, видим, как дико скашивается зрачок, пытаясь успеть за лицом, а лицо покрывается потом. Всё это – хруст, пот стон, вскрик – перекрывается словом...»

«Лирический герой... «составитель»... у Марка - не ангел, а скорее схоласт, рассуждающий обо всем, в том числе и об ангелах, и дающий обильную классификацию тончайших вещей, подчас и вовсе не существующих или исчезающих в самом процессе их наименования»

«Марк с болезненным вниманием вглядывается и вслушивается в себя. Он смотрит в собственное лицо в упор, и собственное тело, разъятое на части, вызывает у него отвращение. Такое чувство должен был, наверно, испытывать к своим автопортретам Брак».

«It well may be said that Mark added a new version of St Petersburg to those of Pushkin, Blok and Mandelstam… Very noteworthy too is the way in which Mark manages not only to express a postmodern sensibility in classical, almost Pushkinian verse…but also to make a vivid presentation of what is happening in Moscow’s financial district. Truly remarkable!».

«Глаголы Гр.Марка возвращаются к своей первоначальности, оборачиваются ангелами, духами, душами, они неустанно работают, “действуют” изо всех сил, освобождая землю от стыда и грязи»

«“Глаголандия” Гр. Марка — прекрасный пример того, что поэзия, и более того — качественная поэзия на русском языке, существует и процветает». (Новое Литературное Обозрение, 69, 2004)

ЛЕЧЕНИЕ СЛОВОМ.

Есть страна, в которой живет каждый, совершенно об этом не задумываясь. У этой страны свои законы, своя власть, свои понятия о том, что можно и чего нельзя (которые, как в каждой стране, порой нарушаются – очень редко успешно, чаще – неудачно). Это страна языка, на котором мы говорим и думаем, та самая, о которой Гамлет сказал свои знаменитые и презрительные «слова, слова, слова…», намекая на ложь и приблизительность, которые процветают в этой стране, когда слова бунтуют против смысла и обретают пьянящую легковесность. Сложности в понимании происходящего добавляет то, что кроме слов, в ней с тем же правом обретаются междометия, вопросительные и восклицательные знаки, и даже жесты и паузы.

Колумбом этой страны предстает в своем романе «В?с?ё?» Григорий Марк. С энтузиазмом и тщательностью первопроходца описывает он страну Глаголандию, в которой слова и смыслы, то расходясь друг с другом, то грозно совпадая, пресуществляются в события и судьбу героев, независимо от того, осознают они это или нет. С замечательной изобретательностью заставляет он слово выдать свой сокровенный смысл, выявив его звуковую основу. Здесь сказывается поэтический опыт Григория Марка, автора нескольких стихотворных сборников, в которых вся образность и метафорика рождается из звуковых, а порой и визуальных (а значит, смысловых) соотношений. В прозе, где нет соблазна мелодии, ритмического деспотизма, пристальность внимания к ассоциативным возможностям слова, заложенным в его звуковой основе, еще и возрастает. Достаточно сказать, что толковый словарь, приложенный к роману, равен почти половине объема текста. Конечно, это прием, и сам толковый словарь составляет неотъемлемую часть романа. Пусть не все «новообразования» слов придутся по вкусу разным читателям, нельзя не отметить тонкость слуха и ассоциативную изощренность автора. Вообще, для человека, чуткого к словесной игре и ее возможностям, этот роман настоящий подарок. Но существенно и то, что роман не замыкается в словесной игре, иначе автор должен был бы по справедливости озаглавить его по названию языковой страны – «Глаголандия».

Но роман назван «В?с?ё?», по имени главного героя и рассказчика повествования. И здесь мы должны вспомнить о другой стране, жителями которой мы все являемся, стране внутреннего «я». В отличие от первой, эта страна хорошо освоена, особенно в новое время, тонкими психологами от Руссо до Ницше и Фрейда, а темой пробуждения и поисками этого «я», собственно, и занят классический роман от Толстого и Флобера до Пруста. По милости современных «деконструкторов» в философии и литературе, материя этого «я»

протерлась до полной неосязаемости, но Марк возвращает нас к классическому варианту, «воспитание чувств» героя внимательно прослежено от шокового детского переживания увиденной случайно любовной сцены с участием матери до собственной непростой истории любви в ее развитии, от замечательно написанного преображения мира при появлении возлюбленной до столь же убедительно показанного вырождения этой любви в равнодушие и ненависть. Имя героя Всё намекает на тотальность картины мира, воспринимаемой этим «я», но знак вопроса после каждой буквы сразу же ставит эту тотальность под сомнение. Именно это сомнение, доводящее героя до «асемантической депрессии», делает его образ близким каждому, кто сомневаясь в каждой буковке своего «всё», тем не менее, бесстрашно пускается на его поиски и исследование. Им и будет интересен роман Марка.

Для меня главные удачи романа происходят на границе двух стран:

языковой Глаголандии и внутреннего «я», в местах их активного взаимопроникновения. Воздушная природа слова обретает плоть и тяжесть при столкновении с проблемами героя, сам герой обретает жизненность в столкновении со словами. По глубокому убеждению автора, похоже, все душевные болезни словесного происхождения, но и лечатся они тоже словом. Проза Марка предлагает свои рецепты, и наверняка найдутся благодарные пациенты, которым она вернет почти утерянное в наше время ощущение словесного фейерверка и неслучайного богатства смысловых возможностей, заложенных в «словах, словах, словах…».

Во избежание недоразумений нужно c cамого начала сказать, что тогда Я был болен. Асемантическая депрессия. Целыми днями сидел дома, с людьми не встречался, и по-настоящему жил только среди слов, которые лихорадочно выстукивал на своём компьютере. Слова переставали быть неподвижными чёрными значками на экране, обрастали плотью, черты их проступали всё резче, и уже казалось, что лишь они обладают истинной жизнью. Я хорошо различал их голоса, их лица, их запахи. Они ломились изнутри, стучали кулаками, кричали, требовали выпустить. А всё, что происходило вне моего многострадального компьютера, было искажёнными их тенями, ословотворявшимися прямо у меня на глазах. Природа проступавших персонажей становилась всё более двойственной.