«НЕДОВЕРИЕ — НЕ ИЗ-ЗА НЕГО ЛИ ПОЯВИЛСЯ ПИСЬМЕННЫЙ АКТ? Fontes Идея данной статьи возникла в процессе работы над комплексом проблем формирования письменной культуры в ...»

А. И. Груша

НЕДОВЕРИЕ — НЕ ИЗ-ЗА НЕГО ЛИ

ПОЯВИЛСЯ ПИСЬМЕННЫЙ АКТ?

Fontes

Идея данной статьи возникла в процессе работы над комплексом проблем формирования письменной культуры в деловой и правовой сферах Великого княжества Литовского (далее — ВКЛ) в последней трети XIV – первой трети XVI в. В частности, при решении едва ли не главной проблемы этого комплекса — почему возник документ как таковой?

Большое количество исследований, посвященных формированию письменной культуры в средневековых странах Центральной и Западной Европы, содержит ответ на этот вопрос примерно в такой формулировке: «документ возник потому, что осложнились общественные (социальные, экономические и др.) отношения». В принципе он верен, но ответ на данный вопрос подразумевает выяснение того, чт именно «усложнилось», в контексте каких изменений происходило это «усложнение»1.

В рамках научного направления, изучающего формирование письменной культуры, понятия «грамотность», «чтение», «письмо» рассматривается не просто как способность читать и писать, хоть это и является частью того, что означают эти понятия, но как сложный культурный феномен с мощной идеологической составляющей; как технологию, вызвавшую существенные изменения в сознании и организации общества. Для обозначения данного феномена и области исследования наряду с термином «письменная культура» и даже чаще в англо- и немецкоязычной литературе используются термины «Literacy» (англ.), «Schriftlichkeit» (нем.).

О двух последних терминах см.: Mostert M. New Approaches to Medieval Communication? // New Approaches to Medieval Communication / Ed. By M. Mostert, with an introduction of M. Clanchy. Turnhout, 2005. (USML.

Vol. 1). P. 22–28. Историографические обзоры исследований, посвященных вопросам «письменности» в средневековых странах Западной и Центральной Европы, см.: Potkowski E. redniowieczna kultura pimienna:

Pimienno sakralna, pimienno pragmatyczna // Potkowski E. Ksika i pismo w redniowieczu: Studia z dziejw kultury pimiennej i komunikacji spoecznej. Putusk, 2006. S. 11–32 (первая редакция: Potkowski E.

Problemy kultury pimiennej aciskiego redniowiecza // Przegld Humanistyczny. 1994. R. 38. Nr 3. S. 21–40);

Adamska A. redniowiecze na nowo odczytane. O badaniach nad kultur pisma // Roczniki Historyczne. 1999.

Rocznik LXV za rok 1999. S. 129–154. Briggs Ch. Historiographical Essay. Literacy, Reading, and Writing in the 2010. № 1 (7). Январь — Июнь Studia Slavica et Balcanica Petropolitana В современном обществе такие официальные процедуры, как, например, установление личности и различных прав физических лиц (также как и юридических) в значительной степени не требуют проявления речевых способностей со стороны как этого лица, так и представителей власти. Часто общение между ними обеспечивается за счет предоставления необходимых документов. Представители власти вовсе не нуждаются в устной информации частного лица. Им нужна достоверная информация, а такую информацию из уст данного лица (в силу его стремления по тем или иным причинам скрыть или исказить факты) они могут и не получить.

Если оставить пока в стороне все прочие функции документа (в том числе главные:

хранение информации, ее передача на расстоянии), то с особой отчетливостью выделяется еще одно его предназначение: он заменяет отсутствующее доверие к устной информации предъявителя. И такую функцию письменный акт стал приобретать с раннего Средневековья.

Но что же заменяло доверие до появления документа; почему то, что заменяло доверие, в конечном счете постепенно стало терять силу (уступив место документу)? Решение этих вопросов вводит нас в область исследования глобальной трансформации общественных отношений, результаты которой, по нашему мнению, и создали условия для появления утверждающего те или иные договорные отношения и судебные решения письменного акта. Речь идет о секуляризации сознания, формировании рациональных отношений между Medieval West // Journal of Medieval History. 2000. Vol. 26. Nr 4. P. 397–420. Среди наиболее известных работ, инспирировавших появление ряда публикаций по указанным вопросам: Goody J., Watt I. The Consequences of Literacy // Comparative Studies in Society and History. 1963. Nr 5. P. 304–345; Clanchy M. From Memory to Written Record: England 1066–1307. London, 1979 (Second edition — Oxford, 1993); Ong W. Orality and Literacy:

The Technologizing of the Word. London, 1982; Stock B. The Implications of Literacy. Written Language and Models of Interpretation in the Eleventh and Twelfth Centuries. Princeton, New Jercy, 1983; McKitterick R. The Carolingians and the Written Word. Cambridge, 1989 и др. Проблемы письменной культуры в средневековой Европе изучались в рамках двух исследовательских проектов, реализованых в Мюнстере: «Trger, Felder, Formen pragmatischer Schriftlichkeit im Mittelalter» (1986–1999) и Утрехте (Нидерланды): «Pionier Project “Verschriftelijking”» (1996–2000). О первом проекте см.: Trger, Felder, Formen pragmatischer Schriftlichkeit im Mittelalter. Bericht ber die Arbeit des Sonderforschungsbereichs 231 an der Westflischen Wilbelms-Universitt Mnster 1986–1999 / Ed. by Ch. Meier. Mnster, 2003; Pragmatische Dimensionen mittelalterlicher Schriftkultur / Ed. by Ch. Meier u. a. Mnchen, 2002; Meier Ch. Fourteen years of research at Mnster into pragmatic literacy in the Middle Ages: A research project by Collaborative Research Centre 231: Agents, elds and forms of pragmatic literacy in the Middle Ages // Transforming the Medieval World: Uses of Pragmatic Literacy in the Middle Ages: A cd-rom and a Book / Ed. by F. Arlinghaus a. o. (USML. Vol. 6b). Turnhout, 2006. P. 23–39. Вопросам письменной культуры в период Средневековья посвящена продолжающаяся издательская серия Utrecht Studies in Medieval Literacy (USML, общий редактор М. Мостерт), в рамках которой, в частности, опубликованы сборники статей и монография: New Approaches to Medieval Communication; 1-е изд. этого сборника вышло в 1999 г.; Charters and the Use of the Written Word in Medieval Society / Ed. by K. Heidecker (USML.

Vol. 5). Turnhout, 2000; Learning and Literacy in Medieval England and Abroad / Ed. by S. Rees Jones (USML.

Vol. 3). Turnhout, 2003; The Development of Literate Mentalities in East Central Europe / Ed. by A. Adamska, M. Mostert (USML. Vol. 9). Turnhout, 2004; Nedkvitne A. The Social Consequences of Literacy in Medieval Scandinavia (USML. Vol. 11). Turnhout, 2004; Reading Images and Texts: Medieval Images and Texts as Forms of Communication: Papers from the Third Utrecht Symposium on Medieval Literacy (Utrecht, 7–9 December 2000) / Ed. by M. Hageman and M. Mostert (USML. Vol. 8). Turnhout, 2005; Transforming the Medieval World:

Uses of Pragmatic Literacy in the Middle Ages; Strategies of Writing. Studies on Text and Trust in the Middle Ages: Papers from «Trust in Writing in the Middle Ages» (Utrecht, 28–29 November 2002) / Ed. by P. Schulte, M.

Mostert, I. van Renswoude (USML. Vol. 13). Turnhout, 2008. Cодержание этих и других, а также готовящихся к печати сборников и монографий, см.: http://www2.hum.uu.nl/Solis/ogc/medievalliteracy/USML-overview.htm (последний доступ 11 июня 2010 г.).

132 Петербургские славянские и балканские исследования А. И. Груша. Недоверие — не из-за него ли появился...

людьми2, которые основаны на представлениях о минимальном вмешательстве высших сил в эти отношения, решающей роли в них личных качеств, способностей и воли человека, а не Бога.

Данная трансформация началась еще в эпоху господства устных способов коммуникации, поэтому формирование рациональных отношений слабо отразилось в письменных, впрочем, как и в других источниках. Компенсировать этот недостаток помогает ретроспективный материал второй половины XV – первой половины XVI в., относящийся, в частности, к функционированию института присяги, а также ее своеобразного аналога — свидетельства «Божьей» правды. Длительное время в ВКЛ присяга являлась способом утверждения различных договоров, доказательства и отвода обвинения в суде. С призывом сообщить «Божью» правду обращались во время тяжб судьи к свидетелям, намереваясь услышать от них правдивые показания. Это и дало нам основания избрать присягу и свидетельство «Божьей»

правды в качестве предмета нашего внимания.

Свой взгляд мы сконцентрируем на судебной присяге, которая в отличие от различных видов «политической» присяги3 отражает более обыденный уровень отношений между людьми. С точки зрения решения интересующих нас вопросов, судебная сфера имеет и еще одно преимущество. Это одна из тех сфер, куда документ стал проникать сравнительно рано, и в которой он закрепился довольно прочно. В судопроизводстве ВКЛ со второй половины XV в. четко проявилась смена приоритетов в пользу документа, особенно в той ее области, которая была связана с делами о владении земельным имуществом.

Попытаемся выяснить роль, значение, основу функционирования, механизм и сущность действий присяги и «Божьей» правды в судебных делах; процедуру назначения присяги в разное время ее функционирования; причины изменений в данной процедуре. Результаты исследования помогут уяснить содержание рациональных отношений между людьми в конфликтных ситуациях, разрешаемых посредством суда, а вместе с этим и конкретные условия появления некоторых разновидностей письменных актов.

О связи письменности и рационализации отношений между людьми см.: Stock B. 1) The Implications of Literacy. P. 30–34; 2) Schriftgebrauch und Rationalitt im Mittelalter // Max Weber Sicht des okzidentalen Christentums / Ed. by W. Schluchter. Frankfurt / am M., 1988. S. 165–183.

O «политической» присяге в ВКЛ см.: Kosman M. Forma umw midzynarodowych Litwy w pierwszej wierci XIII wieku // Przegld historyczny. 1966. T. LVII. Z. 2. S. 213–234; Rowell S. A pagan’s word: Lithuanian diplomatic procedure 1200–1385 // Journal of Medieval History. 1992. Vol. 18. Nr 4. P. 145–160. О различных типах и видах средневековой присяги (клятвы) см: Филюшкин А. И. 1) Институт крестоцелования в средневековой Руси // Клио. Журнал для ученых. СПб., 2000. № 2 (11). С. 42–48; 2) Развитие института крестоцелования на Руси в Х–ХV вв. // Славяне и их соседи. Славянский мир между Римом и Константинополем:

Христианство в странах Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в эпоху раннего средневековья. Сборник тезисов ХIХ конференции памяти В. Д. Королюка. М., 2000. С. 130–135; Stein-Wilkeshuis M.

Scandinavians swearing oaths in tenth-century Russia: Pagans and Christians // Journal of Medieval History. 2002.

Vol. 28. P. 155–168; Стефанович П. С. 1) Давали ли служилые люди клятву верности князю в средневековой Руси? // Мир истории. Российский электронный журнал. 2003. № 2. http://www.historia.ru/2006/01/klyatva.htm (последнее посещение 11 июня 2010 г.; 2) Князь и бояре: клятва верности и право отъезда // Горский А. А., Кучкин В. А., Лукин П. В., Стефанович П. С. Древняя Русь. Очерки политического и социального строя.

Москва, 2008. С. 164–165; и др.; Антонов Д. И. Клятва на кресте как феномен русской средневековой книжности // Источниковедение культуры. Альманах. Москва, 2007. С. 93–153.