«ГРАНИ РОССИЙСКОГО САМОСОЗНАНИЯ Империя, национальное сознание, мессианизм и византизм России W. Bafing Москва 2010 УДК 008 + 32.019.5 + 316.6 + 323.1 + 930.1 + 930.85 ...»

Алексей Миллер приводит следующий пример трансформации представлений о коллективной идентичности и лояльности в рамках династической логики XVIII века, заменившихся новыми представлениями о лояльности народу и нации, воплощением которых выступало государство, а не монарх: «В «Былом и думах» Герцен описывает, как он подростком слушает разговор отца с гостем. Гость француз, генерал. Из разговора становится понятно, что этот генерал в войну 1812 года сражался в русской армии, и мальчик спрашивает: «А как же так, вы – против своих?»

Отец ему отвечает: «Ты, сынок, ничего не понял: наш гость сражался в армии нашего императора за права своего короля, – то есть Бурбона, – против узурпатора»… А подросток Герцен уже откуда-то нахватался этой национальной идеи, что как же вы «против своих» 20.

Легитимистская логика XVIII столетия постепенно вытесняемая представлениями о национальном самосознании прослеживается и на другом примере. А.М. Горчаков, ближайший преемник Нессельроде, государственный канцлер и министр иноМиллер А.И. Национализм и империя. Москва: ОГИ, 2005. С. 18–19.

странных дел при Александре II, рассказывал в частной беседе:

«Знаете одну из особенностей моей деятельности как дипломата?

Я первый в своих депешах стал употреблять выражение: государь и Россия. До меня для Европы не существовало другого понятия по отношению к нашему отечеству, как только император. Граф Нессельроде даже прямо мне говорил с укоризной: для чего я это так делаю. Мы знаем только одного царя, говорил мой предместник: нам нет дела до России» 21.

Одним из оснований легитимной идентичности донационалистической эпохи мешавшим консолидации наций во многих странах выступал тот факт, что правящие слои государства часто ассоциировали себя с мифологизированными далёкими предками иного этнического происхождения, нежели большинство населения тех стран, в которых эти слои правили. Иноэтническая (или мнимо иноэтническая) элита обосновывала свои права завоеванием, сознательно дистанцировалась от непривилегированных народных масс.

Во Франции дворянство ассоциировало себя с франками, которые покорили исконное галльское население, в Англии дворянские роды черпали представления о легитимности своего права на власть в нормандском завоевании, вследствие чего каждый английский дворянский род старался выводить свою генеалогию от участников успешной экспедиции Вильгельма Завоевателя. В Польше XVIII столетия шляхта также обосновывала свою власть правом завоевания, сарматским мифом, который стал постепенно исчезать после поражения, не поддержанного широкими народными массами, восстания 1830 года 22.

В Англии, в силу ряда исторических причин, благоприятствовавших относительно более раннему формированию национального самосознания, нормандский мотив вышел из политического употребления значительно раньше, чем во Франции франкский, а в Польше сарматский.

Апологет созидания французского национализма аббат Сийес в знаменитой брошюре «Что такое третье сословие?» выдвигал, в ряду аргументов за лишение дворянства политических Рассказы А.М. Горчакова // «Русская старина», 1883. Т. 40. С. 168. Цит. по:

Тарле Е.В. Крымская война. В 2 т. Москва–Ленинград: Государственное военноморское издательство НКВМФ Союза ССР, 1941–1943. Т. 2. С. 520.

Миллер А.И. Указ. соч. С. 46.

прав, в том числе и миф о иноплемённости этого дворянства по отношению к большинству населения Франции. В польском случае о необходимости изживания обоснованной иноэтническим мифом изоляции польского дворянства от всего народа в связи с поражением восстания 1830 года писал в статье «Почему не восстают массы?» один из организаторов этого восстания Мауриций Мохнацкий.

Интересно отметить, что и в русской истории обнаруживается иноэтнический мотив, объясняющий происхождение правящей элиты – предание о приглашении варяжских князей. Разница в том, что в российском предании князья приглашались, а не обретали право власти завоеванием.

Развитие капиталистических отношений, укрепление социально-политических позиций буржуазии и утрату влияния феодальных институтов и представлений можно считать одним из основных этапов в начале пути формирования наций, когда характерные для средневековья множественные религиозные, сословные и местные идентичности человека начали постепенно сменяться ассоциированием себя с более широкой группой членов государства–нации.

Формирование национального литературного языка, граматность населения и интерпретация истории Развитие книгопечатания привело к появлению национальной литературы и постепенному снижению значения латинского языка, усилению местного самосознания. Пробуждающееся чувство национального самосознания поддерживалось местными светскими властями.

В XIV веке англичанин Джон Виклиф первым перевёл библию на национальный язык. Примечательно, что если церковь осудила Виклифа как еретика и отлучила от церкви, то английский двор долгое время относился к нему сочувственно, так как непростые отношения английских королей с католической церковью имели к этому времени достаточно длинную историю.

В это же время в Англии творил «отец английской поэзии», один из создателей английской литературы Джеффри Чосер.

Идеи Виклифа распространились по всей Европе. В Чехии большой вклад в разработку национального языка и литературы внёс Ян Гус (конец XIV – начало XV века), в Германии на немецкий язык перевёл библию Мартин Лютер (вторая половина XV – первая половина XVI века). В 1536 году Жан Кальвин издал на латыни свои «Наставления в христианской вере», которые затем перевёл на французский язык.

Укрепление централизованной власти, развитие национальной литературы, национальных языков, ослабление культурного влияния католической церкви привели к стремлению к образованию национальных церквей, которое воплотилось в массовом религиозно-политическом и культурном движении Реформации (XVI век). Религия являлась в этот период основным признаком идентичности и она же служила идеологической основой национально-освободительных движений, например, Нидерландской революции или войны за независимость от Испании (1572–1609, 1621–1648 годов).

Начиная с Генриха VIII, провозглашённого главою церкви Англии в 1534 году, одна за другой стали возникать независимые от Рима национальные протестантские церкви, а Европа в религиозно-политическом отношении разделилась на два противостоящих друг другу блока – католический и протестантский.

Несмотря на длительный процесс становления национального самосознания, просвещённый европейский абсолютизм XVIII века всё ещё исходил из принципа легитимности – династической политической системы и основополагающей роли религиозного самосознания. Можно сказать, что национальности возникли, но наций как национальных государств не появилось.

Появление национальных государств (в условиях отсутствия принципа права наций на самоопределение), с точки зрения господствовавших политических воззрений эпохи казалось невозможным. Правовые нормы и политическое мышление государственных деятелей менялись медленнее социально-политических реалий. Нужно было время, чтобы осознать происходящее.

XIX век стал веком многонациональных империй и обострения национального вопроса. Это эпоха национальноосвободительных движений: итальянского Рисорджименто 23, окончившегося вступлением итальянских войск в Рим в 1870 году и образованием независимой объединённой Италии ВиктораЭммануила, эпоха возникновения независимых от Османской империи Греции, Болгарии и Румынии, образования единой Германии Бисмарка и независимой Бельгии.

Национальные движения дали о себе знать и в колониях – Симон Боливар освободил от испанского господства Латинскую Америку.

Западноевропейский мир XIX столетия был преимущественно представлен империями – Британской, Французской, Испанской, Австро-Венгерской, Российской, Османской, в состав которых входило множество разных народов, но полнота прав признавалась за господствующими национальностями и вероисповеданиями.

Несмотря на то, что, например, Италия и Германия объединялись на почве этнического и языкового родства, принцип самоопределения противоречил политическому опыту империй.

Неравноправие народов в той или иной мере выражалось в языковой и религиозной дискриминации, отсутствии (или ограничениях) преподавания на национальных языках, ограничениях в приёме на государственную службу представителей не доминирующих вероисповеданий и национальностей. В то же время вопрос дискриминации не столь однозначен, как это представляется в работах Ленина и Сталина. Империи слишком разнообразны, сложны и достаточно долговечны и далеко не всегда последовательны, чтобы можно было однозначно определять вектор их национальной политики по отношению к подвластным народам.

Как и в средние века, принадлежность к государству продолжала определяться религией, между национальностью и религией стоял знак равенства. Точнее, религиозная идентичность человека представлялась более важной, чем идентичность национальная. Например, отец Карла Маркса Гершель Маркс Леви принял протестантизм и сменил имя на Генрих Маркс, чтобы получить возможность заниматься юридической практикой. Иудаизм и еврейская национальность не разделялись, становясь Рисорджименто (итал. – возрождение, обновление) – историографический термин, обозначающий период борьбы за политическое объединение Италии.

протестантом, человек уже не воспринимался как еврей, избегал дискриминации и мог заниматься практически любой профессиональной деятельностью. Точно так же, православие открывало дорогу к чиновной карьере в Российской империи, а ислам – в Османской.

Интересный, относительно современный пример сильной национальной идентичности, основанной на религиозной принадлежности, приводит Доминик Ливен: «При всём мощнейшем ассимилирующим воздействии китайской культуры сознание своей исламской идентичности среди этнического меньшинства ханьских мусульман (народность хуэй), не имеющих даже собственной территории, оказалось настолько сильным, что эти люди, говорящие на китайском языке и выглядящие как обычные китайцы, были официально признаны коммунистическим режимом отдельной национальностью – уникальный случай признания религиозной идентичности, … полностью противоречащий официальному китайскому определению национальности, данному ещё Сталиным и рассматривавшему национальность исключительно как общность языка, территории, экономики и культуры» 24.

Являвшиеся частями империй зависимые национальности экономически консолидировались и становились нациями, чувствовали себя нациями и начинали борьбу за национальные государства.

В XIX – начале XX века национальных прав стали требовать мадьяры и славяне Австро-Венгрии, греки, румыны, сербы, болгары, армяне, албанцы и арабы Османской империи, поляки, малороссы, грузины, армяне Российской империи.

Компактно проживавшие народы требовали создания национальных государств, представители же рассеянных национальностей настаивали на предоставлении национального равноправия, возможности развивать свою национальную культуру и язык.

Мировые войны и повсеместный упадок религиозности привели к краху колониальных держав и возникновению десятков новых, некогда колониальных, а теперь независимых национальных государств. Отдельной вехой в истории самоопределения наций стал распад СССР.

Ливен Д. Российская империя и её враги с XVI века до наших дней. Москва:

Европа, 2007. С. 53.

Вера в национализм и право народов на самоопределение питает огромное количество тлеющих на Земле конфликтов. Тенденции развития объединяемого глобализацией мира сопровождаются возрастающими требованиями политической независимости.

Национальная идея – одно из тех сложных, многозначных, абстрактных понятий, которым невозможно дать краткого и однозначного определения. На бытовом уровне В.В. Розанов в свойственной ему образной манере показал эту сложность следующим образом: