«ГРАНИ РОССИЙСКОГО САМОСОЗНАНИЯ Империя, национальное сознание, мессианизм и византизм России W. Bafing Москва 2010 УДК 008 + 32.019.5 + 316.6 + 323.1 + 930.1 + 930.85 ...»

Преклонение перед государством было всегда присуще российскому обществу, в связи с чем, С. Хантингтон даже выделил бюрократический деспотизм в качестве одной из отличительных особенностей Православной цивилизации 395. Мощная централизованная, «самодержавная» власть всегда была особенностью территориально интегрированных империй. Таким образом, самодержавие, хотя бы и в президентском обличии, в России детерминировано самой географией страны. Н.М. Карамзин отмечал: «Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою Государственного Устава её она гибла и должна погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих всякая имеет свои особенные гражданские пользы» и задавал риторический вопрос: «Что, кроме единовластия неограниченного, может в сей махине производить единство действия?» Третье звено триады – народность, коллективизм как основа ментальности – не могло быть изжито и, несомненно, присутствует в характере населения России. К проявлениям коллективизма или его пережиткам можно, в частности, отнести наблюдающуюся в обществе аполитичность, отсутствие гражданского общества и его устоявшихся институтов, присущего англопротестантской культуре индивидуализма и традиции противостояния государству, вследствие чего коллективизм в России характеризуется относительно высокой степенью готовности подчиняться властям. Это черта народного характера, которая не исчезла, но не может быть национальной идеей, прежде всего потому, что современное общество всё больше зависит от личной инициативы. На современном этапе пережитки коллективизма проявляются в покорности властям, но в области экономики, социальных отношений постепенно изживаются, во всяком случае, Huntington S.P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. P.

45–46.

Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях // Русская идея: Сборник произведений русских мыслителей. С. 59–60.

в крупных городах. Уже возникло поколение, которое в той или иной форме приняло западные ценности. Кроме того, значительный удар по коллективизму нанесла проведённая большевиками посредством индустриализации и урбанизации декрестьянизация России. Наряду с пережитками коллективизма сегодня наблюдается явная дезинтеграция общества, неумение людей объединяться, отсутствие самоорганизации. Значение коллективизма в России, само содержание этого понятия – отдельная сложная проблема.

Народность, понимаемая как коллективизм, быть может, идеальное воплощение национального самосознания для Японии или таких конфуцианских обществ, как сингапурское или китайское, но коллективистская или византийская, как называл её К.Н.

Леонтьев, самобытность современной России слишком размыта, чтобы российское общество могло воспринять идеи коллективизма в качестве идеологически значимой ценности. Ведь, чтобы принять коллективизм, общинность, нужно отказаться от идей либерализма, которые, как и сто с лишним лет назад, в той или иной степени популярны в обществе. Чтобы коллективизм прижился в европейском варианте, как в Германии, нужна внятная социальная политика скандинавского или германского образца.

И, тем не менее, народность-коллективизм – не тот лозунг, который сможет воодушевить общество, хотя это отнюдь не означает, что он не присущ обществу на фундаментальном, неосознанном, коллективно-бессознательном уровне. Сегодня скорее можно говорить о коллективизме ментальном, а не социальном.

Формула «самодержавие, православие, народность» подходила Российской империи, так как каждый элемент этой триады плавно переходил один в другой: самодержавие воплощалось в лице обожествляемого монарха, власть которого тесно переплеталась с православной традицией и распространялась на православных подданных, за которых монарх отвечал перед Богом. Это византийская традиция, которую сегодня невозможно возобновить никакими средствами. Власть утратила религиозномистический характер вместе с революцией, религиозным охлаждением масс и последующим развенчанием культа личности.

Лидер больше не является отцом народа. Второе рождение этой формулы в чистом виде может произойти только в тоталитарном обществе с мощным идеологическим аппаратом, которое, кажется, невозможным в современном информационном обществе в том виде, который оно приобрело к концу XX – началу XXI века.

Однако в значительно видоизмененных формах подобный взгляд на российскую национальную и культурную идентичность может иметь успех, так как не противоречит алгоритмам развития Российской цивилизации.

Несмотря на неприемлемость возвращения к формуле «православие, самодержавие, народность», в ней, несомненно, заключены глубинные характеристики русской социокультурной идентичности, вследствие чего данное И.Б. Чубайсом решение вопроса о русской идее правомерно рассматривать в контексте фундаментального подхода к рассмотрению национальной идеи, но идеологический или практический подход требует в данном случае иного решения, новой, более соответствующей современным условиям формулы, хотя когда-то триада «самодержавие, православие, народность» явно относилась к области официальной идеологии, отвечавшей к тому же цивилизационной матрице Российского культурно-исторического типа – недаром, как уже отмечалось, именно на основе модернизации этой формулы евразийцы предложили новую триаду российской ментальности:

«централизация, дисциплина, самопожертвование».

На примере книги И.Б. Чубайса хорошо видно, что в российском обществе продолжает жить тенденция дробить страну во времени. Любить её не целиком, а по частям. Придумывать ей всевозможные образы, которым она исторически не отвечает. Западники пытались вылепить из России западноевропейскую принцессу, современные европоцентристы и либералы хотят забыть её советское прошлое и прямо его ненавидят, не понимая, что по-настоящему любить можно только целиком, хотя и сожалея иногда о прошлом. Общество никак не может примириться со своей историей, принять её во всей полноте со всеми преступлениями и подвигами. Невозможно произвольно выбрасывать из народной памяти неугодные моменты истории. В России же часто доминирует соблазн менять символику, гимны, убирать, а потом возвращать на прежние места памятники – одним словом, вносить сумятицу в представления народа о своей стране.

Между тем, у стен британского парламента можно видеть памятники Ричарду Львиное Сердце, Уинстону Черчиллю и казнившему короля диктатору Оливеру Кромвелю. Память, сохраняемая в обществе не только о праведниках, но и о самых великих тиранах, – лучшее предостережение на будущее. Отношение к памятникам отражает отношение к истории, без любви и уважения к которой не может быть ни глубокого национального и культурного самосознания, ни понимания судеб Родины, ни истинного патриотизма. Речь совсем не идёт о насаждении исторических знаний в массах, но о ясном понимании своего исторического прошлого.

Принятие доктрин, основанных на односторонней прозападной интерпретации исторических фактов и «разорванности во времени», вызывает риск совершенного искажения собственной истории, а вслед за ним непонимания современных процессов.

Советский Союз нельзя рассматривать вне контекста системы, имя которой Российская, или Русско-православная цивилизация со своими закономерностями исторического развития, которые нельзя произвольно изменить. Советская идеология – продолжение русского мессианизма. Н.А. Бердяев отмечал, что «сам русский атеизм религиозен. Героически настроенная интеллигенция шла на смерть во имя материалистических идей. Это странное противоречие будет понятно, если увидеть, что под материалистическим обличьем она стремилась к абсолютному. …И Бакунин в своей пламенной жажде мирового пожара, в котором всё должно сгореть, был русским, славянином, был мессианистом» 397. В Советской России мессианизм перешёл на качественно иной уровень развития – стал истинно универсальным, лишённым ограничивавших его православия и славизма. «Русский мессианизм оторвался от своих религиозных основ и явился в новом обличье мессианизма революционного» 398.

СССР вполне вписывается в систему Русско-православной цивилизации, недаром А. Тойнби писал: «в таком тоталитарном государстве византийского типа Церковь может быть хоть христианской, хоть марксистской, лишь бы она служила интересам светского государственного управления. …Как под РаспятиБердяев Н.А. Судьба России: Сочинения. С. 283.

Бердяев Н.А. Философия неравенства // Там же. С. 564.

ем, так и под серпом и молотом Россия – всё ещё «Святая Русь», а Москва – всё ещё «Третий Рим» 399.

Прочным, но не вечным, фундаментом национальной идеи может служить государственный аппарат, но одного аппарата мало, прежде всего, нужна политическая воля и определённые, быть может, только внешние, успехи.

XX столетие дало немало примеров искусственного и в какой-то мере вполне успешного насаждения выработанного правительствами, историками и философами национального самосознания. И в национал-социалистической Германии, и в Советском Союзе национальное самосознание развивалось в условиях сильной политической власти и явных успехов (другой вопрос, на чём эти успехи основывались) в области экономики и вооружения, после длительного периода внешнеполитических неудач и кризиса патриотизма. Обществу нужна вера или заменяющая её идеология, особенно после длительного периода упадка нравственных сил и утраты ценностей. Однако спецификой приведённых примеров является явно тоталитарный характер опирающихся на национальную идею и поддерживающих её властей.

Современность даёт несколько других примеров успешно сконструированного национального самосознания, истоки которого лежат в области экономики. Сингапур, Малайзия и Китай во многом обязаны своей идентичностью экономическим успехам и политической воле своих правительств.

Воля и успех больше всего способствуют выработке национального самосознания. Без преодоления апатии властей, принятия истории страны без дробления на предпочтительные периоды и воли к продуманным и планомерным реформам в обществе не выработается сильной национальной, культурной, гражданской идентичности. Правда, существует ещё один вариант поддержания идентичности. Источником идентичности, стимулом к её проявлению может стать какое-либо потрясение, грозящее существованию общества. Если общество устоит перед этой угрозой и не погибнет, то в нём может открыться второе дыхание. Так, наполеоновские войны стали причиной модернизации Германии и подъёма национального духа. Это теория «вызова-иответа» А. Тойнби. Без всех этих сопутствующих условий выраТойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории: Сборник. 2-е изд. Москва:

Айрис-пресс, 2003. С. 381.

ботанная в тишине кабинета идея может остаться невостребованным практикой философским изобретением в духе «Государства»

Платона.

Русская философия так и не смогла решить вопрос о русской идентичности, русской идее. Если в сфере официальной идеологии общепринятой формулой русской идеи стало «самодержавие, православие, народность», то в русской философии так и не возобладал какой-либо доминирующий взгляд. Даже если большая часть философов связывала русскую идею с православием, то православие это было всецело пропитано метафизическим, мистическим духом, столь свойственным русской социально-философской мысли.

Образование и распад СССР привели к тому, что на современном этапе российское общество менее подвержено идеологическому влиянию Запада, что несколько смягчает традиционную для России проблему Востока и Запада и в дальнейшем может помочь утверждению нового национального и культурного самосознания.