«ГРАНИ РОССИЙСКОГО САМОСОЗНАНИЯ Империя, национальное сознание, мессианизм и византизм России W. Bafing Москва 2010 УДК 008 + 32.019.5 + 316.6 + 323.1 + 930.1 + 930.85 ...»
Начало Первой Мировой войны можно считать заключительным аккордом многовекового первого русского мессианизма, мессианизма, отправной точкой которого можно считать падение Константинополя, брак Ивана III и Софьи Палеолог, концепцию «Москва – Третий Рим»; мессианизма, который в сочетании с укреплением и расширением Российского Государства из чисто теоретической плоскости послания старца Филофея воплотился в основу внешнеполитической доктрины России, многочисленные русско-турецкие войны и столкновения с Западным миром.
Эта длительная социально-политическая, духовная, историческая традиция самосознания России и её действий на международной арене была оборвана революцией 1917 года, с которого можно начать отсчёт становления второго русского мессианизма, основанного на совершенно ином идеологическом фундаменте.
Традиционная для образованного российского общества картина мира изменялась очень медленно, пока не была уничтожена до основания революцией.
Сопоставление текстов российских революционеров и авторов традиционного православно-державного направления поражает тем, насколько по-разному они чувствовали жизнь. Несмотря на понимание истоков идей панславизма, русского мессианизма и византизма поражают предреволюционные религиозно-философские искания русской интеллигенции. Философские грёзы прошлого совершенно вытесняли реальность в размышлениях её представителей. Тем более дико читать некоторые Муретов Д.Д. Указ. соч. С. 179.
вещи тех лет сегодня, когда известно, что последовало в 14, 15, 16, 17 и последующих годах XX века. Русские философы Серебряного века не заметили жизни, или не хотели её замечать… или боялись… Практически в то же самое время, когда Евгений Трубецкой придавался облечениям России и идеалистическим мечтаниям, Иосиф Сталин писал о национальном вопросе, вещах очень практических… Так же как Ленин, Троцкий и другие революционеры, представители нового, грядущего мессианизма.
Одна идеологическая парадигма была сметена другой.
Причём очень быстро и очень жестоко. Вина русской нереволюционной интеллигенции, о которой писал Бердяев, состояла именно в этой косности, не прагматичной традиционности размышлений, том, что просмотрели, не заметили изменений в мире и собственной стране.
Во второй раз России было суждено пережить крах новой идеологии и нового мессианизма уже в конце XX века.
Е.Т. Гайдар писал о глубоком влиянии идеологии на сознание советского руководства: «Миф о власти рабочих, диктатуре пролетариата как основе легитимности существующей власти – один из сакральных, тех, в которые советские руководители в конце 1950-х годов верили. Это видно на примере обсуждения Президиумом ЦК КПСС венгерских событий 1956 г. До последнего момента руководство ЦК КПСС было уверено, что ситуацию можно спасти без массового применения советских вооружённых сил, позвав на помощь венгерских рабочих. Только убедившись в том, что это иллюзия, они приняли решение об использовании армии для подавления восстания» 381.
Сформированное изначально мессианской идеологией сознание руководителей СССР не вмещало альтернативной картины мира, совершенно искажённо воспринимая реальность.
Мессианская идеология с каждым годом всё меньше и меньше соответствовала жизни, но не менялась. И если на уровне повседневной жизни советского общества времён «застоя» социалистические идеалы исчезали, уступая место скептицизму и поклонению перед казавшимся землёй обетованной «Западом», то эти чувства практически никак не отражались на реальных Гайдар Е.Т. Гибель империи. Уроки для современной России. Москва: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006. С. 162–163.
действиях советского руководства, которое исходило из уже устаревших представлений и по инерции вело СССР к распаду.
Рассматривая трансформации российского общества 2000-х годов, можно отметить возобновление в России многих преемственных связей с дореволюционными течениями общественной мысли. В российском обществе начала XXI века имеются представители западничества – либералы, евразийцы и сторонники самобытного развития страны на основе новой гражданской идентичности, воззрения которых на русское самосознание уходят корнями в движения западников, славянофилов и мыслителей начала XX века, преимущественно писавших в эмиграции, где после 1917 года кроме евразийской концепции русской национальной и культурной идентичности возникла ещё одна тенденция, выражавшаяся в призывах к прагматичному укреплению самосознания общества на основе самобытного развития и успехов во всех сферах общественной жизни: политике, экономике, культуре.
Одним из наиболее заметных выразителей этого взгляда на русскую национальную идею стал И.А. Ильин, предложивший следующую формулу: «русская идея есть идея свободно созерцающего сердца» 382. Русский человек призван осуществлять своё национальное своеобразие. «Нет единой общеобязательной «западной культуры», перед которой всё остальное «темнота» или «варварство». Запад нам не указ и не тюрьма. Его культура не есть идеал совершенства» 383. «Как бы ни были велики наши исторические несчастия и крушения, мы призваны самостоятельно быть, а не ползать перед другими; творить, а не заимствовать;
обращаться к Богу, а не подражать соседям; искать русского видения, русских содержаний и русской формы, а не ходить в кусочки, собирая на мнимую бедность. Перед нами задача: творить Ильин И.А. О русской идее // Русская идея: Сборник произведений русских мыслителей. С. 406.
Там же. С. 409–410.
русскую самобытную духовную культуру – из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность. И в этом – смысл русской идеи». И.А. Ильин объединял православие с гражданским долгом «осуществить свою национальную земную культуру» 384. Коротко эту мысль можно выразить так: русская идея заключается в сохранении Православной цивилизации посредством исполнения своего долга каждым её представителем: русским художником, учёным, юристом и т.д.
Возможно, самобытность исторического развития России в качестве национальной идеи – лучшее, что смогла предложить русская философская мысль в противовес утопическому небесному идеалу православной империи. Сходный подход предлагали евразийцы. Творить самобытную национальную культуру, хотя и без упоминания «русской идеи» как таковой, призывал Н.С. Трубецкой 385. Но на практике эта идея так и не стала русской идеей, не стала прежде всего потому, что предполагала сильное некризисное культурное самосознание, которое отсутствовало, в полной мере так и не родилось и не раскрылось.
Географическое положение между Востоком и Западом, Петровские реформы не дали сформироваться цельному, самодостаточному российскому национальному самосознанию, основанному на самобытности России и непротиворечивом взгляде на свою страну. Слишком велика оказалась культурная зависимость от Запада, чтобы идея самобытности смогла стать действительно национальной. Кроме того, идея самобытности входила в некоторое противоречие с концепцией православной империи, русским мессианством. Это противоречие не очень явное, но, как правило, идея самобытности нуждается в некотором обособлении, как это было в Японии и Китае, и сложно сочетается с экспансионистской имперской идентичностью или нуждается в ярко выраженной агрессивности, способности навязать свою культуру и свои идеалы силой, будучи уверенным в их превосходстве. Есть ещё одно препятствие на этом пути. Чтобы определить себя в качестве совершенно самобытного, общество должно видеть рядом с собой представителей совершенно иной цивилизации. Нужно Ильин И.А. О русской идее // Русская идея: Сборник произведений русских мыслителей. С. 414.
Об истинном и ложном национализме // Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. С. 103–118.
качественное отличие, которого, несмотря на исторический антагонизм между Россией и Европой, нет. Не являясь Западом, Россия, тем не менее, переняла слишком много его черт. У страны с европействующей элитой и петербургским правительством могла быть только православная идентичность и православная же национальная идея.
Хотя православно-мессианская идея выдвигалась большинством русских философов-славянофилов в качестве национальной русской идеи, нельзя сбрасывать со счетов идеологов западничества и русских либералов, видевших в русском византизме и православии источник выпавших на долю России бед:
культурной отсталости, медленного развития производительных сил. Таким образом, признавая православие в качестве основной национальной идеи России, часто забывают о расколе русского общества.
Русский мессианизм и, по достаточно обоснованному мнению Н.Я. Данилевского, в значительной степени практическая бессмысленность европейской политики России (с точки зрения национальных интересов), начиная с царствования императора Павла, высшими точками которой может быть признано участие в наполеоновских войнах и ввязывание в Первую мировую войну (до которой Н.Я. Данилевский не дожил), свидетельствовали о стремлении России в Европу. Весь петербургский период русской истории характеризуется трепетным вниманием к западному общественному мнению. Этот исторический факт психологической зависимости от Запада доказывает неспособность православия стать полноценным источником внешней политики России. С петровских времён Россия не имела идеологии, которая в полной мере отвечала бы нуждам страны.
Являясь отдельной от Запада локальной цивилизацией, православная Россия, в отличие от Индии и Китая, оказалась не столь яркой в проявлениях своей самобытности и даже на волне политических успехов, достижений в области науки, литературы и искусства не смогла преисполниться важным для развития творческих национальных сил духом собственного достоинства и превосходства перед Западом. Не хватало здорового национализма, национализма не по крови, а по культуре, сильной культурной идентичности, культурной имперскости в дополнение к имперскости фактической. Такой культурный национализм бывает как очень губительным, так и не менее плодотворным. Негативные последствия подобного национализма можно проиллюстрировать на примере Китая, правители которого настолько верили в своё превосходство и презирали жителей других государств, что принуждали иезуитских миссионеров переделывать карты мира таким образом, чтобы Срединное царство находилось в центре мира. Излишний национализм, питаемый чрезвычайно сильной культурной идентичностью, дорого стоил Китаю: препятствовал модернизации и повлёк за собой порабощение страны. С другой стороны, плодотворным для Великобритании был английский национализм, влияние которого оказалось настолько велико, что и в России было немало англоманов.
В жизни общества, как и в жизни отдельной личности, немаловажную роль играет уверенность в себе. В отличие от современных стран Азии, Россия не смогла перенять западные технологии и науку, сохранив при этом самобытность и независимость национального самосознания. Проводившаяся Петром Великим и последующими монархами вестернизация сделала Россию духовно зависимой от Запада. Следствием вестернизации стал кризис национального и культурного самосознания, который существует и в России начала XXI века, многократно усилившись вследствие крушения СССР, идеологической слабости власти и в значительной степени продолжающегося до сих пор духовного низкопоклонства перед Европой, общественное мнение которой, как и 100–200 лет назад, враждебно России, но при этом авторитетно в глазах образованных кругов российского общества. Принятие элитой западных ценностей привело ко всё ещё продолжающемуся непониманию фундаментальных особенностей развития России и антагонизму во взглядах элиты и широких слоёв общества.
В условиях преодоления постсоветского прошлого и становления Новой России постепенно приходит понимание необходимости преодоления кризиса национальной идентичности.