«ГРАНИ РОССИЙСКОГО САМОСОЗНАНИЯ Империя, национальное сознание, мессианизм и византизм России W. Bafing Москва 2010 УДК 008 + 32.019.5 + 316.6 + 323.1 + 930.1 + 930.85 ...»

В научных кругах мало говорят о истернизации. Тем не менее, феномен истернизации – реальный факт. С. Хантигтон писал в «Столкновении цивилизаций» о проводившихся австралийским правительством попытках изменить идентичность австралийцев с западной на азиатскую. Сложно говорить о истернизации Сингапура, но если учесть, что на протяжении долгих лет Сингапур шёл по пути вестернизации и отторжения конфуцианских ценностей, то современное сингапурское общество, несомненно, развивается на основе истернизации, возвращается к культурным истокам Востока. На примере Сингапура видно, что даже этнически азиатские общества, проводившие в прошлом модернизацию на основе вестернизации, могут проводить истернизацию и проводят её на современном этапе в виде возвращения к своим культурным корням.

Импортированная из Азии модернизация может позволить избежать вызовов национальной идентичности, которыми сопровождалась модернизация по западному образцу, так как культурное различие Российско-православной и, например, Конфуцианской цивилизаций настолько велико, что никому даже в голову не придёт истернизировать Россию в целях принятия модернизационных импульсов Азии. Однако эти импульсы возможно перенять. При этом необходимо учитывать неоднозначность оценок происходящих в современном мире процессов, постоянное усложнение которых затрудняет прогнозирование будущего.

Глобальный рынок открывает возможности для экономической, культурной, а затем и политической экспансии имеющих конкурентные преимущества государств. Учитывая все эти факторы, Россия вынуждена модернизироваться на основе собственных ценностей и внешнеполитической стратегии, основанной на сложной системе сдержек и противовесов, которая позволила бы поддерживать добрососедские отношения как с Западом, так и с Востоком, соблюдая собственные интересы и поддерживая собственную идентичность.

Современная Россия не утратила научный потенциал, доставшийся в наследство от СССР, но несомненно утратит его, если власть и общество будут и дальше безучастно смотреть на упадок отечественной науки и «утечку мозгов» за рубеж, где «русские профессора обучают китайских студентов». Сегодня Китай и Индия поддерживают российскую науку своими заказами, без которых лишились бы работы тысячи специалистов и исчезли десятки уникальных научно-исследовательских институтов. Однако по прошествии времени, скупив все лицензии и всему научившись, эти страны смогут обойтись без помощи России на своём пути к вершинам технического прогресса. Такое развитие событий вполне подтверждается теорией и историей модернизации: Германия и Япония также были когда-то реципиентами модернизации. В будущем, когда российское общество и власть обретут ясные цели и волю к их достижению, Россия сможет осуществить догоняющую модернизацию, потенциальным донором которой может стать как Запад, так и Восток. При этом научно-техническая модернизация может быть импортирована с Запада, а социально-политическая трансформация осуществлена на манер азиатских стран.

В условиях стабильного экономического роста и модернизации многовековое имперское наследие России и богатые традиции русской социальной и религиозной философии могут способствовать укреплению национального и культурного самосознания современного российского общества, новому витку гордости за свою страну и уже и теперь прослеживающимся новым романтическим проектам в области внешнеэкономической и политической экспансии.

Подводя итог, можно сформулировать следующие основные выводы. Присущий дореволюционному российскому обществу мессианизм приобрёл в СССР новую идеологическую форму. Советский период российской истории ознаменовался возникновением феномена надцивилизационной и наднациональной идентичности российского общества, которая носила искусственный характер, так как в значительной степени основывалась на формулируемой государством идеологии, но в то же время способствовала преодолению кризиса национальной идентичности, свойственного дореволюционному российскому обществу. Распад СССР и период реформ 1990-х годов привёл к отторжению обществом советских ценностей, обострению кризиса идентичности и необходимости появления альтернативных ценностей, ностальгии по СССР, вследствие чего современному российскому обществу приходится постепенно вырабатывать новое самосознание на основании синтеза дореволюционного и советского культурного наследия.

Рассмотрев эволюцию самосознания российского общества на протяжении нескольких столетий, можно сказать, что мессианизм является характерной чертой истории России как минимум в течение последних двух веков, если не принимать во внимание в качестве отправной точки мессианизма сложившуюся к середине XVI века концепцию «Москва – Третий Рим». Таким образом, история российского мессианизма делится на две масштабные эпохи: 1) эпоху решения Восточного вопроса и освобождения славян и 2) эпоху решения задачи торжества социализма в общемировом масштабе.

Оба эти периода тесно взаимосвязаны культурноисторически, так как формировались представителями одной цивилизации, причём вторая эпоха вытекала из первой, хотя идеологически никак с ней не связана.

В силу указанных причин я называю эти периоды первым и вторым русским или российским мессианизмом.

С исторической точки зрения мессианизм выдающееся явление – проявление характера великих народов, могущественных государств, религиозных и политических идеологий. С эстетической и художественной точки зрения мессианизм может быть столь же прекрасен, сколь и ужасен – он многолик, богат событиями и делами, но если смотреть на него рационально, не быть участником его взлётов, не знать его воодушевления и силы или идти против него, будучи его врагом, то мессианизм – сущая кара. В любом случае это очень сложное многоплановое явление, которое помогает художникам, писателям, историкам, поэтам и романистам, но часто несёт очень много страданий простым людям и в целом дорого стоит обществам и народам, которые подвержены мессианским стремлениям.

Идеологическая, романтическая, духовная, пассионарная (выражаясь языком Л.Н. Гумилёва) ценность мессианизма не всегда очевидна и понятна целерациональным (по терминологии Макса Вебера) натурам. «Для кого благополучие и умеренность есть последнее слово премудрости, – писал когда-то Д.Д. Муретов, – тот всегда с ненавистью и презрением отнесётся к этой неуловимой, могучей и неразумной исторической силе» 368. Непонимание мессианизма и политического романтизма, применение к ним узких экономических критериев выгоды, определяется, прежде всего, индивидуальной психологией отдельных исследователей, которые не в состоянии почувствовать, а значит и понять эти удивительные феномены духовной и политической жизни людей и обществ.

Пагубность мессианизма заключается в том, что под влиянием питающего его комплекса идеологем общество расточает свои силы на достижение часто практически не достижимых целей и саморазрушается. Восприятие мира преломляется через призму дорогих для общества и/или его руководителей идей.

Мессианизм формируется и развивается в силу особенностей исторического развития общества. Основополагающими предпосылками развития мессианизма выступают военное, политическое, экономическое могущество и теоретическая база – идеология, условия, которые позволяют попытаться воплотить идею, политическую или религиозную мечту, идеал в жизнь.

Муретов Д.Д. Этюды о национализме // Нация и империя в русской мысли начала XX века. С. 185.

Только на почве возможности проведения своих идеалов в жизнь может развиваться практический мессианизм. Идеология претворяется в жизнь, превращается в мессианизм при наличии материальных средств. Если нет средств (моральных, политических, военных, экономических и т.д.) для претворения идей в жизнь, значит нет и мессианизма, так же как не может его быть без идеологии, пусть и не строго сформулированной.

По сути, мессианизм это – доведение до крайности убеждений, лояльностей, ценностей, самосознания общества, попытка преобразовать окружающий мир в соответствии с его идеалами.

Степень гибельности мессианизма зависит от того, какой характер он носит. Например, мирный культурный мессианизм и мессианизм агрессивный, выражающийся в форме культурного империализма, поддерживающийся военными средствами, сильно отличаются друг от друга по своим последствиям для обществ, которые их проводят. Ярким современным примером страны – носительницы культурного мессианизма является Франция. Утратив свою колониальную империю, она тем не менее сохранила часть имперского сознания – культурный мессианизм.

Гибельный мессианизм, основанный на культурном и политическом империализме, представлен историческими примерами Византийской империи Юстиниана, Российской империей и СССР. Юстиниан Великий истощил государство, пытаясь восстановить Римскую империю времён Цезарей, разорил из-за религиозных разногласий христианскую Сирию, которая впоследствии с лёгкостью была завоёвана арабами и приняла ислам. В России сначала силы государства расточались на устоявшиеся в российском обществе представления о необходимости и призвании объединить и освободить славян, а впоследствии основанный на марксистской идеологии мессианизм привёл к долговременному постепенному угасанию, а затем и быстрому краху СССР и всего социалистического блока.

Многовековое доминирование определённой идеологии при условии её негибкости, отсутствия творческого переосмысления или соответствующей изменившимся обстоятельствам интерпретации приводит к не отвечающим действительности действиям. Устоявшаяся к началу XX века в русском образованном обществе, основанная на византийском наследии парадигма мышления не соответствовала стремительно изменявшейся реальности. Особенно ясно это видно, если сравнить работы русских философов и публицистов конца XIX – начала XX века с работами социал-демократов тех лет.

Розанов, Е. Трубецкой и Н.А. Бердяев с одной стороны и Ленин, Троцкий, Сталин – с другой писали в одно время, но принадлежали к совершенно разным мирам. Первая группа мыслила в традиционном русле идеологии русской православной монархии, выражала политические и мессианские стремления России царской, исторической, прошлой, вторая группа напротив представляла собой Россию будущего, страну, мессианизм которой носил совершенно иное содержание.

Грубо, резко, но верно оценивал первый русский мессианизм «глашатай официального национализма» 369 М.О. Меньшиков в статье 1913 года «Кто кому должен?»: «Сентиментальная в отношении единоверных народов политика уже стоила непричастному к ней народу русскому неисчислимых жертв и кровью русской, и трудовым потом. … Пора «православному Востоку» и честь знать: не в пример другим, более своекорыстным народам, мы восемью войнами с Оттоманской империей расшатали её до основания и помогли освободиться всем единоверным племенам.

Но из этой титанической борьбы если и сложился долг, то не наш в отношении Востока, а его долг в отношении России…. Не мы обязаны, а нам обязаны, и не за нами долг, а за ними – за всеми этими греками, сербами, черногорцами, румынами, болгарами.

Конечно, они этого долга ни в малой степени не признают и платить не собираются. Конечно, не только благодарность, но даже приязнь их к нам нисколько не обеспечена» 370. Меньшиков высказал то, что было больно высказывать русскому культурному националисту и поклоннику Византии Леонтьеву, упоминавшему когда-то, в связи с вопросом о славянстве, о чуждости России «всех этих чехов».

«Зачем, – вопрошал Меньшиков – строить воздушные замки? Зачем декорации принимать за действительность? … Московские и петербургские славянофилы, начитавшись старинных книг, судят о славянстве и православном Востоке так, как приСтруве П.Б. Два национализма // Нация и империя в русской мысли начала XX века. С. 229.

М.О. Меньшиков. Кто кому должен? // Там же. С. 84.