«ГРАНИ РОССИЙСКОГО САМОСОЗНАНИЯ Империя, национальное сознание, мессианизм и византизм России W. Bafing Москва 2010 УДК 008 + 32.019.5 + 316.6 + 323.1 + 930.1 + 930.85 ...»

российской византийности в контексте фактической исторической преемственности и обоснованности притязаний. В этой связи уместно отметить, что и Ф.М. Достоевский, и К.Н. Леонтьев указывали, что с исторической точки зрения только Греция может претендовать на Константинополь, греки являются историческими носителями византийского духа, но оба они настолько верили в истинность русского византизма, что отметали исторический факт, ибо грекам было не по чину владеть Вторым Римом.

Примечательно, что, обосновывая непригодность греков быть знаменосцами православия, оба автора подчёркивали греческое коварство и развращённость. Так что вполне можно сказать, что в среде русской интеллигенции хорошо видели разницу между двумя Византиями – Византией реальной, исторической, и Византией идеальной, мифической. Россия унаследовала византийский дух, а мир идей всегда сложнее мира исторических фактов и очень часто не подчиняется им.

Понимая всю внешнюю неоднозначность притязаний России на византийское наследство, Н.В. Устрялов во время Первой Мировой войны призывал не скрывать их, так как: «не секрет они ни для наших врагов, ни для наших союзников. Пусть Разум истории рассудит, кто имеет больше прав на Константинополь, кто более достоин его: Турция и Германия, или Россия. «Принцип сложившегося международного порядка», равно как и «национальный принцип», – за Турцию. Но «Дух истории», хочется верить, за нас. К Царьграду, казалось, издавна звала нас история. За последнее столетие этот зов нашёл живой и вместе с тем вполне сознательный отклик в «душе» нашей родины. Лучшие русские люди указывали на Константинополь, как на грядущий путь России: национальные поэты и публицисты подчёркивали глубокий идейный смысл предстоящей «аннексии», активные политики заботились о практической стороне дела, а русский народ приносил кровавые жертвы» 207.

Характерной чертой идеологической борьбы за «византийское наследство» может служить стойкое неприятие некоторыми греческими историками термина «византизм», который они упорно заменяли «эллинизмом», чего, в свою очередь, не могли допустить русские византинисты. Панславизм вступал здесь в Устрялов Н.В. К вопросу о русском национализме // Нация и империя в русской мысли начала XX века. С. 259–260.

борьбу с «эллинофильствующими направлениями воззрений на христианство» (Ф.И. Успенский).

Исторически Греция имела все права на образованное Византией идеологическое поле, но турецкое иго и отсутствие у Греции внутренних сил позволили России узурпировать все права в решении Восточного вопроса. Сильная независимая Греция могла бы нанести тяжёлый удар по вере в существование русского византизма. И хотя этого не произошло, русские авторы всегда очень остро чувствовали исходящую от греков потенциальную угрозу своим теориям. Развивая идеи русского византизма, Ф.М.

Достоевский и К.Н. Леонтьев с досадой вспоминали о Греции, которая могла нарушить всю логическую стройность их идеологических построений. В дальнейшем, когда Греция обрела свободу, идейная борьба вылилась на страницы исторических произведений. С возмущением писал о заявляемых эллинизмом притязаниях Ф.И. Успенский 208. Известный византинист был прав в своей критике, но и греки с полным основанием могли негодовать на русскую историографию и философскую мысль, так беззастенчиво взявших на вооружение в идейной борьбе предания грековизантийской истории.

Большое внимание обоснованности греческих притязаний на византийское наследие уделял Н.Я. Данилевский. Любил напоминать славянофилам о существовании греков с их «великой идеей панэллинизма» ярый критик российского мессианства и византизма В.С. Соловьёв.

Однако и среди османов византийское наследие воспринималось как существенная часть легитимности султанов. В период упадка Византийской империи межэтнические браки между византийскими принцессами, аристократками и турками были достаточно распространены и в какой-то степени сближали народы и династии. В этом отношении показательна история племянника Иоанна II, который предал императора, переметнувшись во время сражения к туркам, принял ислам и женился на дочери султана Икония Камеро, которая «подарила Иоанну сына Солиман-шаха. … У Солиман-шаха был сын Эртогрул, будущий отец Османа. Отсюда следует, что будущий завоеватель Константинополя (1453), Мехмед II, вёл своё происхождение от византийскоУспенский Ф.И. История Византийской империи. Т. 1. С. 290.

го князя и, как член рода Комнинов, считал себя законным наследником короны василевса Восточной Римской империи» 209.

Впоследствии, уже в XIV столетии султан Орхан получил в жёны дочь Иоанна VI Кантакузина Феодору. Сыном гречанки был Баязид I 210. Баязид добивался от каирского халифа официального признания за ним титула султана римлян – «султан арРум» 211. Само османское название Балкан и западных владений империи – Румелия то есть страна румов, ромеев, римлян утверждала султанов в легитимности своей власти.

Существование греческих по происхождению османских аристократических династий Эвренос-Оглу и Михал-Оглу, значительное количество греков, занимавших на протяжении истории Османской империи пост великого визиря, – все эти факты указывали на фактическую преемственность османского государства по отношению к Византии.

Греческий язык долго был языком международного общения османского государства. Практически до взятия Константинополя язык греков являлся языком турецкой администрации.

Особое место занимали османские греки–фанариоты, жившие в квартале Стамбула Фенер (в котором располагалась резиденция константинопольского патриарха) и занимавшие самые ответственные посты в Османском правительстве. Из фанариотов назначались господари Молдавии и Валахии. Немало греков было среди османских военачальников, известно, что янычар отбирали среди христианских детей, из которых впоследствии воспитывали воинов ислама, одним из таких воинов был великий архитектор Синан – христианин по происхождению. У нескольких султанов были матери гречанки.

По подсчётам Димитриса Кицикиса с 1661 по 1822 год все великие драгоманы (министры иностранных дел) Османской империи были греками – 34 человека из 12 знатных османских семей. «Это отличие от националистического духа западной дипломатии поразило французского дипломата, который с удивлением отмечал, что османскую делегацию на Берлинском конгресЮревич О. Андроник I Комнин. Санкт–Петербург: Евразия, 2004. С. 50; Кицикис Д. Османская империя. С. 150.

Кицикис Д. Османская империя. С. 126. О тесных греко-турецких политических, культурных, социальных связях XIV века, греках на турецкой службе, см.

с. 125, 128, 131, 132, 133, 160 и далее.

Там же. С. 137.

се 1878 года возглавляет православный грек Карафеодорис-паша, государственный секретарь Османского государства по иностранным делам: Александр Карафеодори «был эллином по происхождению и религии… Он был греком … и выступал против греков, поэтому у него не было достаточно авторитета, несмотря на его совершенную лояльность и неоспоримый талант». Канцлер Бисмарк, чувствовавший себя хозяином на Берлинском конгрессе, приняв в своём кабинете главу греческой делегации сразу после главы османской делегации Карафеодориса, произнёс: «Греция только вышла, и снова входит Греция!» 212 Националисты Греческого королевства прозвали греков на османской службе антигреками.

Этот краткий экскурс в историю греков на османской службе и некоторые примеры византийско-турецких отношений до исчезновения Византийской империи показывают, насколько сложными были эти связи и насколько странными могли казаться османам российские притязания на Стамбул.

Приступая к осмыслению параллелей в историческом развитии Византии и России, которые дали основания многим историкам и философам для веры в русский византизм, необходимо коснуться некоторых черт социально-экономической и политической жизни Византийской империи.

После крушения Западной Римской империи (476 год) Запад под нажимом варварских орд раскололся на множество феодальных королевств, правители которых часто не имели никакой власти над своими воинственными и независимыми вассалами.

Иначе сложилась судьба Восточной Римской империи, ценой невероятных усилий пережившей времена заката империи Западной.

Особенностью византийской государственной модели являлось отсутствие помещичьей усадьбы и зависящего от неё креТам же. С. 203.

стьянского населения, при жёсткой централизованной власти зорко следящей за любыми поползновениями со стороны аристократии и чиновничества на крестьянскую общину и мелкие землевладения. Византийские цари не давали помещикам скупать земли, в результате чего «основное богатство магната в Византии, в отличие от провинциального феодала в Европе, заключалось не в земельных наделах, а в движимом имуществе – деньгах, благородных металлах, драгоценных камнях и ювелирных изделиях, богатой утвари, оружии и доспехах» 213.

Точно так же и титул считался пожизненным, не наследственным пожалованием императора. Молодые поколения представителей знатных семейств должны были получать знаки высокого положения (инсигнии) из рук императора или его представителей 214, что также препятствовало укреплению власти землевладельцев на местах.

Хотя за более чем тысячелетнюю историю в Византии возникали олигархические группы, были крупные землевладельцы – магнаты, феодально-зависимые крестьяне – парикии, жалуемые василевсом в пользу частных лиц земельные наделы с крестьянами – пронии, но все эти элементы феодализма так и не привели к возникновению прочного наследственного землевладения.

О «тотальной феодализации» византийского общества можно говорить только в связи с ослаблением империи, особенно в столетия, предшествовавшие её окончательному падению. В XII, XIII и последующие века императоры передавали аристократам в качестве ленов большие земельные наделы, обязав их хозяев к военной службе: «Расселённые на ленных территориях парики становились с этого момента крепостными феодалов. Эта прониарная ленная система, которая была поспешно введена императором Мануилом I, использовалась для военных целей. Благодаря реформированной пронии вооружённые силы Византийской империи явно усилились, что сделало возможным … ведение затяжных войн. Содержание мощной, постоянно пополняемой армии хоть и содействовало, с одной стороны, большим успехам Трофимова Р.П. Культуролого-экономический словарь. Москва: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2003. С. 501. Ср.: Литаврин Г.Г. Как жили византийцы. Санкт-Петербург: Алетейя, 2006. С. 69.

Каждан А.П. Византийская культура (X–XII вв.). С. 112.

греческого оружия и усилению престижа Византийской империи на международной арене, однако, с другой стороны, вызывало дальнейшее, по началу даже не особенно ощутимое, ослабление имперской власти изнутри» 215.

Об отсутствии в Византии института частной собственности на землю в западноевропейском смысле может свидетельствовать и система эмфитевса () – форма долгосрочной наследственной аренды на три лица 216.

В условиях неограниченной власти императора земля в любой момент могла быть отнята, а землевладелец изгнан. «Западный институт феодализма, независимый и находившийся в конфликте со средневековой западной церковью и средневековыми городами-государствами, если не полностью отсутствовал на Востоке, то наравне с церковью нещадно подавлялся, следствием чего стало его запоздалое самоутверждение силой, когда императорская власть ослабла» 217.