«ГРАНИ РОССИЙСКОГО САМОСОЗНАНИЯ Империя, национальное сознание, мессианизм и византизм России W. Bafing Москва 2010 УДК 008 + 32.019.5 + 316.6 + 323.1 + 930.1 + 930.85 ...»

Основной целью посольства, возглавлявшегося секретарём генерала ордена иезуитов Антонио Поссевино (посольство 1581–1582 года) в Москву, было убедить Ивана Грозного отказаться от греческой «схизмы» и признать верховенство римского папы, так же, как это сделали византийцы на Флорентийском соборе 1439 года. С этой целью Ивану подарили постановления этого собора. Только после признания папского верховенства вместо подчинения находившемуся под властью турецкого султана константинопольскому патриарху мог быть заключён политический союз. Рассматривался вариант, при котором в случае отказа от объединения церквей нужно было добиться хотя бы того, чтобы Москва отказалась от верховенства константинопольского патриарха и согласилась на назначенного папой московского патриарха. Предполагалось, что принятию этого предложения должно было способствовать политическое значение для московского великого князя московского патриархата, который в свою очередь мог бы в перспективе служить объединению под своей эгидой всех православных церквей, а затем и унии с Римом.

Приобщение Московского царства к римскокатолической церкви позволяло бы Риму компенсировать утраченное влияние в европейских странах, поддержавших Реформацию, и открывало католическим купцам значительно более безопасный и дешёвый путь в Азию, к берегам Каспийского моря, в Индию и Персию.

Вслед за католическим Римом с надеждой смотрели на Москву и европейские протестанты, считавшие, что более традиционное православие должно больше соответствовать их идеалам, чем «погрязший в нововведениях» католицизм.

Карамзин Н.М. История государства Российского. Кн. 3. Т. 9. С. 412.

Однако ни протестанты, ни католики с религиозной точки зрения не интересовали Ивана IV. Он был готов блеснуть перед их посланниками своей эрудицией и богословскими знаниями, был готов на политические союзы, но не думал идти ни на какие уступки в делах веры, о чём и предупреждал иезуита Поссевино:

«… мы о том говорити не хотим для супротивных слов, что вам за досаду наши речи, и мы для того и говорити не хотим, чтобы розна меж нас за то и гневу не было и любовь бы наша, что почалась меж папы Григория с нами, тем не порвалася. … Нам с вами не сойдетца в вере, наша вера хрестьянская из давних лет была себе, а римская церковь была себе» 140.

В то же самое время Иоанну было намного проще выстраивать отношения с протестантской Англией, с которой не возникало столь неприкрытого столкновения интересов, как в случае с предполагавшимся папой римским союзом Ивана с заклятым врагом русского царя Баторием против турок. Тем более, что английская королева Елизавета предлагала Грозному в случае необходимости политическое убежище в своём государстве и без чрезмерных условий называла его в переписке «братом» и великим царём всея Руси 141, была заинтересована в укреплении уже установившихся и взаимовыгодных торговых связей. Пока католические правительства собирались налаживать торговые отношения, англичане уже торговали через Россию с Персией, побывали в Бухаре и узнавали о путях в Индию 142.

Даже если бы религиозных противоречий не существовало, ни один европейский монарх не горел желанием быть предводителем крестового похода против турок. У Венеции был мир с султаном, и зависимая от торговли с Османской империей республика не собиралась его нарушать. Испания также не хотела начинать военных приготовлений. Император тоже проявлял сдержанность. Баторий же говорил о необходимости собрать миллионную армию. В условиях явного отсутствия общекатолического согласия по поводу претворения в жизнь масштабного Цит. по: Иван Грозный и иезуиты: миссия Антонио Поссевино в Москве. С.

243, 245. См. также с. 116.

Pryor F. Elizabeth I. Her Life in Letters. University of California Press, 2003. P.

55; Делиус В. Антонио Поссевино и Иван Грозный. С. 85–86.

Тарле Е.В. Политика: История территориальных захватов. XV–XX века: Сочинения. Москва: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 85–87.

антитурецкого проекта православный московский государь был тем более готов уступить в этом вопросе первенство остальным.

Переговоры с папой римским нужны были для скорейшего подписания мира с польским королём Баторием и затягивания времени.

Что касается якобы постыдного подчинения Москвы находящемуся в завоёванном турками Константинополе константинопольскому патриархату (один из аргументов римского престола в пользу унии), то Грозного такое положение вполне устраивало. Тем более, что обычай утверждения московского митрополита вселенским патриархом в Константинополе уже не соблюдался.

Национальное самосознание и чувство собственных национальных интересов было настолько сильно, что Москва не принимала чьих-либо признаний за собой королевского или царского титула. Правители усиливавшегося Московского государства, освободившись от татарского ига, настаивали на собственном ни от кого независимом высоком статусе, с которым были намерены заставить считаться иностранных правителей, ставя их перед фактом, а не принимая от них признания.

Если в далёком Риме ещё могли питать какие-либо иллюзии насчёт унии и укрепления западного влияния на московскую Русь, то люди, ближе знавшие действительную обстановку при московском дворе и силу русского православного самосознания, считали все подобные усилия или совершенно бесплодными, или чрезвычайно сложно достижимыми.

Сигизмунд Герберштейн, возглавлявший две дипломатических миссии в Москву (в 1517 и 1526 годах) с целью склонить Василия III к миру с Польшей для совместного похода против турок сомневался в том, что московский великий князь мог вообще просить кого-либо о признании его титулов: «Некоторые пишут, будто московский владыка домогался от Римского Папы и от цесаря Максимилиана царского имени и титулов. Мне это не представляется вероятным в особенности потому, что ни на одного человека он не озлоблен более, чем на верховного первосвященника, удостаивая его только титулом учителя; цесаря же Римского он считает не выше себя, как это явствует из его грамот, где он ставит своё имя впереди титула императора. … Да и зачем московскому владыке просить у императора Максимилиана этот титул, если этот князь ещё раньше каких-либо сношений с ним хотел показать себя не только равным ему, но даже и высшим, ставя всегда и в речах, и на письме своё имя и титул впереди императорского» 143.

Полстолетия спустя посланник римского папы Поссевино, отправленный с теми же целями, с какими когда-то в Москву приезжал Сигизмунд Герберштейн, столкнулся с тем же высоким мнением «московитов» о самих себе и презрением к иностранцам 144.

Несмотря на осторожность светских властей, в России существовала сила, считавшая необходимым пестовать русские мечты о Восточной Римской империи. Мощным источником идеологического влияния по укреплению византийской концепции российского самодержавия и исторической миссии России как единственной православной державы выступала православная церковь и греки, приезжавшие в Россию после падения Константинополя. Даже участники посольств турецкого султана, греческого происхождения, пытались столкнуть Россию с Турцией и подчёркивали российские права на византийское наследие и обязанность России бороться за освобождение православных народов и прежде всего Греции. Инок Филофей, провозглашая Москву Третьим Римом, придерживался именно этого идеологического направления. Так же как и выдающийся русский просветитель Максим Грек, который называл Василия III благочестивейшим царём не только России, но и всей земли 145, «Палеологом», то есть представителем византийского императорского дома, называл византийского императора праотцом Василия. Максим уверял московского князя, что по возвращении в родную Грецию «будет свидетельствовать в беде пребывающим христианам, что имеют они не только языческого царя 146, но и царя, прославленного правдою и православием, подобного Константину Великому и Герберштейн С. Великая Московия: Записки о московитских делах. Москва:

Эксмо, 2008. С. 68, 69.

Поссевино А. Московское посольство // Иван Грозный и иезуиты: миссия Антонио Поссевино в Москве. С. 217.

Лихачёв Д.С. Национальное самосознание Древней Руси. С. 100.

То есть турецкого султана – В.С.

Феодосию, которым последует Русская держава» 147. Если инок Филофей, говоря о Третьем Риме, имел в виду Русское государство, говорил, что Греческое царство «разорилось и не созиждется», то Максим Грек выражал надежду на то, что оно будет освобождено силой русского царя: «Да будем мы некогда царствовать, освобождённые тобой от рабства у нечестивых» 148.

Максим Грек предвосхитил великий «греческий проект»

XVIII века, за двести лет до Екатерины II выразив мысль о константинопольском троне, который должны занимать наследники «русских отеческих престолов»: «Всё возможно и совершаемо для Владыки всех, и подобно тому как в древности, воздвигнув от нижних галлов великого в царях Константина, избавил древний Рим от нечестивого Максентия, так и ныне тезоименитый тому Новый Рим, тяжело живущий в волнениях при безбожных агарянах, Он Своей волей освободит и от отеческих твоих престолов наследника покажет и свободы свет тобою да подаст нам, в беде пребывающим» 149.

Развитие первого русского мессианского идеологического проекта видно при рассмотрении эволюции титулов и самосознания московских великих князей и людей их окружавших.

Если Иван III именовал себя царём при обращении к незначительным немецким владетелям, то в русской литературе титул царя применительно к московскому князю употреблялся повсеместно. Постепенно титулатура московских князей пополнялась всё большим количеством заимствований из титула византийских императоров.

Титул царя в 1457 году принял не удовольствовавшийся титулом великого князя Иван IV. До этого на Руси царями называли византийских императоров и ордынских ханов. Присваивая себе этот титул, московский князь демонстрировал независимость от Орды, ставил себя в совершенно новое к Европе отношение, так как единственным императором (кайзером, цезарем, царём) был в то время германский император. Царский титул становился недосягаемой вершиной и резко отделял Ивана от прочих великих русских князей, в то же время, давая возможСиницына Н.В. Максим Грек. Москва: Молодая гвардия, 2008. С. 114, 119, 141.

Там же. С. 120.

ность заявлять (при желании) о своих притязаниях на византийское наследство. «Хотя титло не предаёт естественного могущества, – писал Карамзин, – но действует на воображение людей, и библейское имя царя, напоминая ассирийских, египетских, иудейских, наконец, православных греческих венценосцев, возвысило в глазах россиян достоинство их государей. «Смирились, – говорят летописцы, – враги наши, цари неверные и короли нечестивые: Иоанн стал на первой степени державства между ними!» Провозглашение Ивана царём было закономерным явлением. Падение Золотой Орды и Византии, консолидация русских земель под началом Москвы, а затем и победы над Казанским и Астраханским царствами, вызывали необходимость адекватного отражения политических изменений в титуле великого князя московского.