«ГРАНИ РОССИЙСКОГО САМОСОЗНАНИЯ Империя, национальное сознание, мессианизм и византизм России W. Bafing Москва 2010 УДК 008 + 32.019.5 + 316.6 + 323.1 + 930.1 + 930.85 ...»

Русский правовед В.В. Водовозов начинал рассмотрение нации с отрицания основополагающего значения расовой теории или «зоологического национализма», как тогда называли это явление в российской публицистической литературе, в связи с чем Еллинек Г. Общее учение о государстве. Санкт–Петербург, 1908. С. 84–86.

приходится остановиться на расовом подходе к рассмотрению нации.

Рассмотрение нации с этнических позиций исходит из сложившегося в XIX столетии деления человечества на несколько рас, которые разделены на «сотни или тысячи народов или наций, т.е. общественных групп, связанных общностью происхождения, общностью исторических судеб, исторических традиций, культуры, стремлений, национального характера, языка и во многих случаях также общностью религии и территории» 78. При этом многие авторы этнического направления были склонны выделять особый характер, дух народа. Нация, раса в таком случае наделялась целым рядом метафизических свойств, становилась предметом поклонения, а мировая история рассматривалась как борьба наций. Развитие расового подхода к рассмотрению нации и пик его «популярности» относится ко второй половине XIX – первой половине XX столетия, хотя истоки её принято связывать с именем французского аристократа, писателя и лингвиста графа Жозефа Артюра де Гобино, автора «Опыта о неравенстве человеческих рас».

Арнольд Тойнби следующим образом охарактеризовал возникновение его теории: «Когда французских дворян лишали поместий, изгоняли и гильотинировали, педанты от революционной партии, всегда не довольные, пока им не удавалось выразить современные им события в «классической» манере, заявили, что галлы после четырнадцати веков зависимости ныне изгоняют своих франкских завоевателей во внешнюю тьму по ту сторону Рейна, откуда они пришли во время Vlkerwanderung [переселения народов], и забирают обратно во владение галльскую землю, которая, несмотря на длительную варварскую узурпацию, никогда не переставала быть их собственной.

На эту нелепость Гобино отвечал ещё более впечатляющей нелепостью. «Я принимаю вашу идентификацию. … Давайте условимся, что простой французский народ происходит от галлов, а аристократия – от франков, что обе расы имеют чистую кровь и что существует определённая и постоянная взаимосвязь между их физическими и психологическими характеристиками.

Вы в самом деле воображаете, что галлы поддерживают цивилизацию, а франки – варварство? Откуда же пришла та цивилизаВодовозов В. Нация // Новый энциклопедический словарь. Т. 28. Ст. 120.

ция, которой достигли галлы? Из Рима. А что сделало Рим великим? Да, конечно же, первобытное вливание нордической крови, которая течёт в моих франкских венах. Первые римляне – так же, как и первые греки, гомеровские ахейцы, – были светловолосыми завоевателями, спустившимися с бодрящего севера и установившими своё владычество над более слабыми местными жителями расслабленного Средиземноморья. Однако, в конце концов их кровь была ослаблена и раса ослабла. Их власть кончилась, и слава закатилась. Пришло время для другого спасательного отряда светловолосых завоевателей спуститься с севера и заставить пульс цивилизации снова забиться, и среди них были франки» 79.

В произведениях Гобино социология, психология, культура подчинены заданности расовых характеристик народов, которые в соответствии с этим взглядом меняются только в результате смешения этнических групп и даже религия не может повлиять на характер социального поведения людей. Именно Гобино выделил «арийцев» в качестве образцовых представителей «высшей» белой расы. Учитывая роль расовых представлений в обосновании колониальной политики, интересно отметить, что Гобино выступал против неё, так как в результате смешения с покорёнными народами европейская белая цивилизация неминуемо должна будет погибнуть. Да и саму эту цивилизацию автор первой развёрнутой расовой концепции ставил не высоко. Примечательно, что концепция Гобино обратила на себя внимание не в самой Франции, где её автор умер в безвестности, а в Германии, в которой активно переводились и переиздавались его работы, ставшие впоследствие фундаментом идеологии Третьего рейха.

В целом, развитие биологических концепций расы связано со многими факторами и если бы эти идеи не привели к практике фашизма, потрясшей мир в XX столетии, мы вряд ли вспомнили бы о французском графе.

Теория естественного отбора Чарльза Дарвина, пристальное внимание науки XIX столетия к вопросам евгеники и антропометрии дали естественнонаучную основу для убеждённости ряда мыслителей в интеллектуальном превосходстве одних рас над другими. Данный подход применялся во многих областях человеческой деятельности. Так, итальянский врач-психиатр и Тойнби А. Дж. Исследование истории: Возникновение, рост и распад цивилизаций. Москва: АСТ, 2009. С. 146–147.

криминалист Чезаре Ломброзо в исследованиях «Гениальность и помешательство» и «Женщина преступница и проститутка»

обосновывал гениальность и наклонности к преступной деятельности антропологическими свойствами человека. Ломброзо писал: «Между антропологией и психологией преступницы существует полная аналогия», «Значение расы в развитии гениальности, а также и помешательства видно из того, что как то, так и другое почти совершенно не зависит от воспитания, тогда как наследственность оказывает на них громадное влияние» 80. Итальянский исследователь дотошно сравнивал антропометрические данные гениальных людей и преступников. На этом характерном примере видно, что расовый подход в контексте обоснования национальной общности был достаточно прочно укоренён в научной мысли XIX столетия.

Если одни исследователи делали акцент на почве и климате, социальной истории развития общества, откладывавшей отпечаток на поведение, быт и традиции народов, то другие, используя те же отправные точки анализа, шли по пути акцентирования биологического различия рас, из которого якобы следовало их кардинальное отличие в ментальном, нравственном и интеллектуальном отношениях. Исторические и географические причины вытеснялись причинами биологическими. Причём в каждой стране биологические подходы к нации видоизменялись, в соответствии с потребностями исторического момента. Если Гобино говорил о первобытной «арийской» или «индоевропейской» расе, то в Германии «индоевропейская» раса превратилась в «индогерманскую». В зависимости от идеологических позиций в перечень арийцев произвольно включались те или иные народы и выдающиеся исторические личности: «Незадолго до вспышки войны 1914–1918 гг., – писал Арнольд Тойнби, – Хьюстон Стюарт Чемберлен, англичанин, влюблённый в Германию, написал книгу под названием «Основы девятнадцатого века», в которой к списку индогерманцев прибавил Данте и Иисуса Христа. Американцы также использовали «нордического человека» по-своему. Встревоженные несметной иммиграцией южных европейцев в четверть столетия, предшествовавшую 1914 году, такие писатели, как МэЛомброзо Ч. Гениальность и помешательство; Женщина преступница и проститутка; Любовь у помешанных: Сборник. Минск: ООО «Попурри», 2000. С.

53, 443.

дисон Грант и Лотроп Стоддард требовали ограничения иммиграции как единственного способа сохранить не американские социальные нормы, но чистоту американской ветви нордической расы» 81.

Если представители европейской цивилизации обосновывали своё духовное превосходство цветом кожи, то японские империалисты подошли к обоснованию своего биологического превосходства несколько иначе: «Случилось так, что тела японцев удивительно безволосы, а их соседями на северном острове оказались представители примитивной общины совершенно иного физического типа, не столь далёкого от среднего европейца, которых называют «волосатыми айнами». Отсюда вполне естественно, что у японцев отсутствие волос ассоциируется с духовным превосходством» 82.

Арнольд Тойнби замечательно показал несостоятельность расовой теории с точки зрения обосновываемых ею положений о биологической обусловленности культурных свершений людей.

Однако рассматривая особенности формирования национальной идентичности, упускать из виду эту концепцию нельзя. Не только из-за ужасных исторических событий, причиной которых она была, но и из-за того, что она демонстрирует полное соответствие определению нации как воображаемого сообщества, основанной на национальной солидарности общности людей, основана на мифе, вере, идеологии, а не фактическом положении вещей.

Опасность расовой национальной концепции заключается в том, что, выдвигая в качестве своего основания якобы объективный биологический фактор, она в отличии от гражданской и в какой-то степени в отличие от религиозной идентичности обостряет межнациональные отношения, способствует разрушению многонациональных государств. Если монотеистические мировые религии и гражданский патриотизм могут включать в себя людей различного этнического происхождения, то доктрина «чистоты крови» прикрываясь мнимой объективностью, вычёркивает из числа предполагаемой нации огромное число людей, которые могли бы ей служить.

Тойнби А. Дж. Исследование истории: Возникновение, рост и распад цивилизаций. С. 147–148.

Там же. С. 148.

Мощным фактором, поддерживавшим расовый подход к рассмотрению нации, была колониальная политика европейских государств. Если Дж. Ст. Милль обосновывал моральную уместность европейских колониальных империй благом подчинённых народов, с точки зрения культурного превосходства европейцев над неевропейскими народами, то с точки зрения теории расового превосходства можно было обосновать это господство и работорговлю «естественнонаучными» данными. Расовые обоснования западного империализма XIX столетия тем более интересны, если учесть, что до этого времени империализм европейских стран в подавляющем числе случаев обосновывался религиозными причинами – необходимостью просвещать покорённые народы христианством, а не наукой и расовым превосходством, сознание людей было в первую очередь религиозным, таким же было и мировоззрение, которое медленно менялось под влиянием научных достижений, постепенно вытеснявших религиозную картину мира.

На примере трансформаций империалистической идеологии видно, как лигитимистский этап истории государств Европы, когда религия и вассальная верность играли решающую роль в существовании европейских государств и коллективной идентичности их населения, сменялся эпохой основанных на чувстве национальной общности национальных государств.

Джон Вильям Дрэпер привёл следующий пример христианского империалистического обоснования, основанного на прежде всего религиозной коллективной идентичности испанских строителей империи: «Святой Августин отрицал шаровидность земли и существование антиподов: как могут быть люди на том, что называют другою стороною земли, когда о них ничего не упоминается в писаниях. Люди, жаждавшие одного золота, очень охотно соглашались с этим заключением, и испанцы обращались с этими несчастными с ужасною жестокостью, как будто они вовсе и не принадлежали человеческому роду. Их земли и имущество были отняты в силу клерикальной власти. Затем захватили и их самих, под предлогом, что еретики отданы в наследство христианам» 83.

Дрэпер Дж. В. История умственного развития Европы. Санкт–Петербург, 1866. Т. 2. С. 145–146.