«СЛед на земЛе Ижевск 2010 УДК 821.161.1 ББК 84(2Рос=Рус)6-4 З 33 Заппаров, Р.Н. З 33 След на земле / Р. Н. Заппаров. – Ижевск: ИИЦ Бон Анца, 2010. – 74 с. Вниманию ...»

Из  заметок  отца  в  записной  книжке  видно,  что  вскоре  его  в  колхозе  «Байрак» назначили бригадиром или десятником, потом следуют подробные записи о выработке продукции и ее перевозке. В эти годы он регулярно выезжал на своей подводе и в Сарапул, и в Красный бор, и в Мензелинск, и в Агрыз, о чем также следуют записи за каждый день.

В 1936 году в стране снова случился голод. Первый председатель колхоза «Байрак» гыйлаж Садыйков зимой того года вынужден был, собрав  всех  мужиков  и  колхозных  лошадей,  уехать  на  заработки  в  Сарапул.  За  счет этого удалось получить небольшие деньги, а главное – сохранить конский  состав.  К  весне  все  вернулись  обратно  на  посевную.  Урожай  в  том  году выдался хороший, колхоз снова встал на ноги, даже купил свою первую грузовую автомашину. Теперь все три бригады колхозников были заняты выращиванием ржи, ячменя, гороха, овощных культур.

В 1938–1940 годы хозяйство все более крепло. Завели в деревне свою  пекарню,  кузницу,  работала  пилорама,  для  детей  организовали  в  доме  бывшего кулака свои детские ясли. После войны в этом доме обосновалась колхозная контора.

- 5 К 1941 году в деревне Касаево было около ста пятидесяти дворов. Казалось, жизнь в колхозе «Байрак» из года в год улучшается. В деревянном  дедовском доме, возле старого кладбища, все уже обустроено, знай работай да работай. Но жизнь все равно оставалась унылой и безра  остной. д Мать  с  отцом  с  утра  до  вечера,  как  и  все  односельчане,  работали  в колхозе за трудодни, по которым к осени в сенях появлялось несколько  мешков  зерна  и  муки,  да  с  собственного  огорода  собирали  в  яму  по  двенадцать-пятнадцать мешков картофеля, всего этого хватало на зиму.

радовали дети, которые днем оставались в доме на попечении кроткой и тихой бабушки Зяйнаб. Кашфи учился в местной татарской школе  в четвертом классе, хотя русскому языку здесь не обучали. Автору этих  строк  растему  было  в  ту  пору  всего  шесть  лет,  и  занятий  у  него,  кроме  как погонять во дворе теленка и овец, да еще играть с собачкой, не было.  Сестренке розе шел всего четвертый год, а младший братишка Анвар совсем недавно народился, ему шел второй месяц.

В  детстве  сильно  беспокоило  всех  взрослых  здоровье  розочки.  она  вечно прихватывала какие-то болячки, и вся семья кружилась вокруг нее,  стремясь скорее вылечить.

В первый раз она чуть не умерла, когда ей была всего неделя от роду.  Со слов матери, все тело девочки покрылось вдруг гнойными пузырьками.  деревенская бабка-татарка, увидев ее и осмотрев, вынесла свой приговор:

– Майсурур, ты уж сильно не переживай, этот ребенок у тебя не выживет, не судьба, видно.

Известно, в деревне Касаево в ту пору детей было много, а медиков  в округе не сыскать. решили, что Аллах так определил, и, казалось, смирились с этой мыслью.  однако  жизнь  продолжалась.  однажды  отец  с  матерью  поехали  по  каким-то своим делам в деревню Сосново и не решились оставлять дочку  с бабушкой, взяли ее с собой. Проезжали возле деревенского кладбища,  и вдруг дочка застонала. отец, услышав ее, промолвил:

– Ярар, ярар, кызым1, не стони, скоро мы тебя сюда привезем.

Уж какой он был крепкий характером, но тут даже у него слезы навернулись на глаза. однако она все же выжила на радость всей семьи. Потом обнаружили, что прилипла к розе какая-то черная оспа. И лечили ее  бабки  своими  крестьянскими  методами  –  травами  отпаивали,  настоями  ладно, ладно, дочка (тат.).

отмывали,  и  вновь  вылечилась  она.  Только  на  теле  на  всю  жизнь  остались выщербленные ямки от оспин.  ей  не  было  и  годика,  когда  она  однажды  потерялась.  обнаружив  ее  отсутствие дома, мама и бабушка с ног сбились, ищут – нигде не могут  найти. Бабушка, сказать откровенно, отца побаивалась. Ищут они вместе  с мамой внучку, а бабушка через два слова на третье причитает:

– Кызым2, не найдем мы розочку, убьет нас отец!

Мама, конечно, и сама всполошилась, но, зная, что у свекрови больное сердце, успокаивала ее:

– Ярый, анкай, куркытма3, авось не убьет...

После долгих поисков нашли розу в сенях дома. Сени эти темные, в них  не было даже подслеповатого окошка. роза и заползла туда, ходить еще не  умела. обнаружила там чугунок, в котором был налит керосин для хозяйственных дел. На крышке чугунка стояла какая-то пустая консервная банка. девочка, видно, пить сильно захотела и, столкнув крышку, зачерпнула  банкой и сделала несколько глотков керосина. То ли от запаха его, то ли  керосин подействовал, только заснула она тут же, возле чугунка. Нашли ее  только к вечеру, чего-то там поделали с ней и уложили ее в зыбку – детскую  качель. Тут подъехал на своей арбе отец. рассказали откровенно ему, что  напилась дочь керосина. отец слушал их, аж лицом побелел.

Конечно, никакой больницы и даже медицинского пункта в деревне не  было. отец, подойдя к зыбке, висящей на потолочной матице, погладил  дочку и говорит:

– ладно, жена, возьми ее из зыбки, положи рядом с нами, умрет, так  возле нас...

Мама все же догадалась, что надо напоить дочку молоком. Ночью все  всполошились от того, что розу стало рвать. Молоко и вместе с ним керосин залили перину и пуховую подушку. Все в доме пропахло керосином.  К утру розе полегчало.

Это ведь беда, когда в деревне нет элементарного медицинского пункта,  особенно когда такое происходит с детьми.

Может  быть,  и  эти  события  подхлестнули  отца  к  переезду  в  город.  В деревнях в те годы жителям паспортов не выдавали, поэтому о выезде  на проживание в город даже подумать нельзя было.

Кызым – дочь, дочка (тат.).

ладно, ладно, мама, не пугай (тат.).

отец был человеком решительным и зимой сорокового года, в поисках  лучшей жизни, нашел работу в Сарапуле в местной конторе «Заготживсырье». Вскоре он получил здесь лошадку, телегу, сбрую и начал разъезжать  по деревням, заготавливая за деньги или в обмен на товары шкуры бычков,  коров, свиней и овец. руководители «Заготконторы» для начала выделили  ему в Сарапуле комнату в здании конторы по улице Красного спорта, где  семья  прожила  до  лета  сорокового  года.  летом  этого  года  было  решено  переселиться всей семьей в деревню дулесово, где отец подыскал сдаваемую в аренду комнату в деревянном доме у местного колхозника.

Так с насиженного гнезда, где жили в родном колхозе хоть и не в достатке, но в уважении односельчан, в одночасье и вспорхнули. Приехали  в русскую деревню, не зная ни одного слова по-русски. отец мало-помалу,  общаясь с людьми, быстро освоился и осилил кое-какие фразы. остальные же приехавшие объяснялись с соседками только жестами и неопределенными междометиями.

дулесово находится на берегу Камы в двенадцати километрах от Сарапула по Нечкинскому тракту. С другой, противоположной стороны деревни  проходил гравийный тракт на Нечкино. С левой южной стороны деревню  прикрывал обрывистый холм с прожилками песчаного галечника, внизу которого бежала речка, впадающая в реку Кама. Наверху этого обрыва начинался большой хвойный лес и выросшие позднее сосенки и елочки.  речка эта с обрывистым берегом вдоль лога спадала к Каме. она никогда не была многоводной, лишь местами были глубокие заводи-омуты, в которых водилась рыба. Вдоль речки, чередуясь, лежали огороды, наклонно  сбегая к воде от протянувшихся рядком деревянных изб.

деревня обросла могучими деревьями, была очень зеленой, но улицы  просматривались из конца в конец. даже с тракта, с околицы можно было  увидеть синеющую гладь широкой Камы и проплывающие по ней пароходы  и разные грузовые суденышки. А дальше за ширью реки виднелась широко  разлившаяся  пойма.  Величественные  обрывы  камских  берегов,  волнующие разливы, замечательное кружево воды и зелени, синеющий в стороне лес – все это было наполнено каким-то особым смыслом единения во  всем, что окружает.

дом у хозяйки, бабки Аксиньи, к которой переехала семья, оказался совсем небольшой, хоть и был разделен на две комнатки. В одной она жила  сама со своим дедом и дочкой Катей. дед этот был совсем старенький. он  и летом ходил в зимней, сильно побитой временем, шапке и в валенках,  которые не снимал, даже располагаясь на лежанке на русской печи.

отец был постоянно в разъездах по деревням. В летнее время с ним  нередко выезжал и старший сын Кашфи, которому исполнилось уже двенадцать лет, он был главным помощником отца. Мама уходила на работу,  она устроилась уборщицей в школе и занята была в основном после занятий, хотя нередко вместе с автором этих строк заготавливала для школы  дрова на зиму. Школа была совсем маленькой, состояла из одной большой  классной комнаты и небольшой комнатки, где проживала учительница елизавета Павловна. она была, наверное, самым грамотным человеком в деревне, почти все деревенские – и взрослые, и дети – получили начальное  образование у нее. В этом классе учились одновременно и старший брат  Кашфи – в третьем классе, средний брат – автор этих строк, к ним же привязалась, занимаясь на уроках рисованием, и сестренка роза.

Весной  сорок  первого  года  приехал  к  ним  давнишний  знакомый  отца  егор  Федорович  с  сыном  Тимкой.  они  радостно  и  оживленно  обнялись.  Мать  быстро  накрыла  стол,  поставив  туда  сковородку  с  шипящей  яичницей, отец достал бутылку, бабушка спряталась за свою занавеску, и отцы  принялись есть-пить. растем с Тимкой взяли со стола по прянику, привезенному гостями, и вышли во двор. Тимка – парень красивый, у него волосы  как пшеничный колос – желтые, а глаза – васильковые, и нос, и рот как из  книжки, которую отец из города привозил. Походили они по двору, полазали  по сложенным во дворе дровам, но скоро это занятие надоело. Поговорить  о чем-нибудь своем не удается. растем не знает ни одного русского слова,  а Тимка не понимает по-татарски.

отцы между тем совсем разгулялись. Наш взял свою любимую гармонь,  а егор Федорович все ладит под ее звуки спеть русскую песню.

Вот ведь как получается в жизни. Почему же русских называют «кяфыр»,  значит, «неверный Богу». А бабушка все время пугает, что неверные будут  вечно гореть в аду. И так стало жалко Тимку с его пшеничными волосами,  что гореть он будет в аду, что растем невольно обнял его. А он и сам крепко прижал его к своей груди. И стало страшно растему, что обоим теперь,  и ему – золотистоволосому, и ему – черноволосому, и всем нашим детям  будет наказание – гореть в аду. «Неправильно это», – мелькнуло вдруг в голове. от этой мысли он и сам крепко напугался. Выходит, с самим Аллахом  поспорил. А за что тогда должны мучаться в аду такие добрые и веселые  «неверные», ведь они друзья нашего отца, а теперь и его тоже...

отец Бога особенно не баловал. даже тогда, когда жили в родном ауле  Касаево  и  по  большим  праздникам  все  благочестивые  шли  на  молитву  в мечеть, отец старательно избегал это занятие. А здесь, в русской деревне, и мечети не было, да и в доме никогда не видели отца молящимся на  циновке.

рядом с домом бабки Аксиньи в таком же небольшом доме, переоборудованном из бани, квартировала евреечка тетя Зина. У нее было двое ребят.  Жила она одна, семья была совсем бедной, ребята вечно бродили голодные. Не было ведь тогда ни детских садиков, ни других мест в деревне,  где бы ребятишки могли проводить время.

Семья Заппаровых тогда еще жила сносно. огород поддерживал, колхоз помогал, да и корова еще тогда была. Молоко от нее крепко выручало  всю семью. Бывало, утром тетя Зина постучит в окошко:

– Маруся, я заведу к тебе своих ребятишек, совсем ведь не с кем оставить. Мне на работу надо идти...