«СОБЫТИЯ И ЛЮДИ В ДОКУМЕНТАХ КУРСКИХ АРХИВОВ 110-летию архивной службы Курской области посвящается Сборник статей Выпуск ХI КУРСК 2013 УДК 908 ББК 63.3 (2 Рус – 4 Курск) ...»

[Л. 3-3 об.] Русский задаёт вопрос «Немецкий офицер спрашивает с каким партизаном вы встречались на Красной площади». Я отвечаю, что на Красной площади я не какого партизана не встречала и не говорила, ходила на старую службу и узнала что произошло с имуществом. Немец стал кричать на немецком языке который для меня ничего не говорил.

Переводчик принуждал меня при помнить а то мне будет хуже, но я придумывать не могла, потому что догадалась, что речь наверное идёт о моём муже так как он был начальник Истребительного батальона. Переводчик как раз перевёл на мужа, где он и я конечно сказала что его призвали в армию и он выбыл в распоряжение Тамбовского округа, немец стал орать сжимая кулаки переводчик сказал что мой муж уже стар для армии, но я спокойно сказала что в Курске много осталось юристов, которые помнят приказ о мобилизации высшие чины до 60 лет а муж был в чине полковника. Немец орёт я тоже повысила голос, переводчик остановил меня, что мне будет хуже, но я уже была взбешена, получила в ухо. [Л. 3 об.-4]. Когда меня провожали из комнаты, то переводчик сказал «Немецкий офицер меня отправляет в подвал на месяц и хорошенько подумать, какого партизана я видела на Красной площади».

Есть давали 250 гр. Хлеба, но не в одно время иногда в 2 дня, а то 4 дня воды не давали совсем. Только в дежурство одного охранника вечером после ухода всей немецкой своры Гестапо приходил и приносил кофейничек воды да иногда брал на верх под видом уборки помещения больных женщин погреца. Сидели разные. Дочь Уфимцева6 Надежда за то что заразила офицеров своей болезнью [За что она после была расстреляна. –Вписано синим карандашом]. Сидели две комсомолки перешедшие фронт и молодая женщина и все трое попались. Одну комсомолку из Белгорода звали Вера Петрова, вторая Вера из Суджи а третью женщину с высшим образованием не помню фамилию она приходила каждый день и на лице ея появлялось всё больше синяков и меньше зубов. Из трамвайного парка две коммунистки одна Пахомова и вторая Ненашева, главхлеб Верютина тоже партийная.

Остальные фамилии я не помню. Верютиной были богатые передачи, которыми она делилась между всеми, да ещё с 17 женщин. Осипенко коммунистка которая просидела месяца два и не разу не допрашивалась. Каждый день уводили, приводили, были истерики.

Подвал перегорожен фанерой, не каких нар, спали вповалку. [Л. 4-4 об.] Четверг погнали прибирать камеру рядом, где до 20 / II чисел сидели евреи, было навалено одежды всякой посуду, всё сносили в каморку там же. Внизу, среди хлама, были и серебряные вещи, всякие

ДНЕВНИК ОККУПАЦИИ ГОРОДА КУРСКА

кувшины, даже ларьчики 7. Того же числа раздались шаги, нескольких человек, и до нас донеслись звуки пленных и стоны мужчин, голос немца «НКВД, НКВД», человек терял память, давали передохнуть и опять повторялось снова. Одного уносили, принимались за другого и так в течение трёх часов.

Пятницы, которую все сидевшие давно очень боялись, потому что, кого уводили в этот день, уже больше не возвращался. В 9 часов открывается дверь конечно это после проверки. Вызываются Вера Петрова, Вера из Суджи приготовиться 15 минут. Вера из Суджи взяла мел на стене написала неприличные слова, а Вера Петрова прощаясь сказала: «Не обидно быть расстрелянной, но обидно задание не выполнила». Эту ночь не кто не спал, но не кто не произнёс ни одного слова. Суббота вечером опять вызывают тов. которая была вся в синяках и так же увили, которая не вернулась обратно. Прошло несколько дней меня вызвали для вторичного допроса. Спросили вспомнила ли я, но мне нечего было вспоминать, допрос велся тихо. Прошло несколько дней [Л. 4об.-5] опять вызывают, опять допрашивают и переводчик говорит меня [зачёркнуто: вас] отпускают, но вы на подозрении. Я вышла но не пошла домой, а пошла в мастерскую по пошиву одежды куда я до ареста устроилась только работать. И там узнала что закройщица Анна Петровна Парахина и владелец Дубровский хлопотали обо мне у переводчика коменданта тов. Рапа, он поляк старый лет 60. Да я забыла были такие случаи что из подвала освобождали много женщин немцы, квартировавшие в тех домах, где жили забранные женщины. Мужчины курские все ходить стали в пальто на хорьковом меху в шляпах. Переменила квартиру чтобы не попадаться на глаза Гестапо.

Были дни июля когда зенитки с бешеной скоростью носились через город, но у них было не очень много. В июне появились унгары, началась скупка полотенец с вышивками, открылся комиссионный магазин по продаже икон драгоценностей, хрусталя, появились гражданские немцы, на рынках ходили с фотоаппаратами, снимали группы, типы, даже в церквях шли съёмки во время богослужения, что видела сама в Сергиевском соборе8.

Церквей открыли много, поминали «избавителя Адольфа» во время обедни. [Л. 5-5об.] Журналов у них было много, где были снимки города Киева, Москвы, разных карикатур.

Однажды я увидела большую карту до Волги; она была разделена на три части. От Ленинграда до Москвы написано Прибалтика, середина до Ростова Украина, а весь Кавказ, Крым [–] Туркмения, что означали эти карты так мне не удалось узнать.

В Курске был городской голова …. [пропуск в рукописи] разъезжал в экипаже.

Иногда в саду играла музыка. Конечно не кто не ходил кроме ребят. Ребята от 10–13 лет спекулировали, немцам было запрещено с гражданами [?]. В Курске на ул. М. Горького № 40 открылся дом терпимости, наблюдала очередь немцев, дом был одноэтажный видно маленький для солдат. А второй дом терпимости открылся в бывшем доме Колхозника, угол Колхозной10 и Херсонской. Куда приезжали обеспеченные немцы на машинах. Улицы были все переименованы. Дзержинского – Херсонская, им. Димитрова – Лазаретная, 11. Ленина – Главная. Пожары были каждый день дымоходы ветхие а они топили жарко, вырубали даже фруктовые деревья. [Л.5об.-6] С июля месяца стали наблюдать такую картину часов в 8 немецкие аэропланы шли на южный аэродром на посадку, и когда улетали последние их машины на горизонте из за тучь появлялись наши и громили бомбами очень удачно.

ДНЕВНИК ОККУПАЦИИ ГОРОДА КУРСКА

Унтеры трусы все уходили в подвалы большого дома угол Чеховской12 и Херсонской якобы в клуб, куда их денщики несли стулья и были до тех пор пока не кончалась бомбардировка. Весь комсостав унгар все люди старые за 60 лет много в очках, а солдаты все серенькие. С приездом унгар появилось много людей в гражданском платье не то пленные, которых немцы выводили на работы, где частенько били плёткой во время работ что я видела угол Чеховской и ул. Большевиков, а то заставляли делать гимнастику, ложили на землю животом в низ и заставляли под счёт приподниматься на руках и плавно ложиться, после чего гнали на прежнее место работы. Были и наши пленные но неумехи над которыми всё время издевались немцы бив их резиновой плёткой.

В один день все немцы появились на улице с повязкой крепа и ходили дней шесть по городу. Оказывается, траур по Сталинграду. Заметно их растерянность [Л.6-6 об.]. По городу запрещалось ходить после 5 часов зимой а летом после 8 вечера. Но немцы ходили с фрауми всю ночь. Дома вернее двери не кто не закрывал.

Появились бельгийцы ещё подлейшие. Стали снимать заборы у больших домов якобы на парты, а делали гробы так как умирало их много, хоронили прямо у больницы Садовой, хоронили в саду на Мясницкой, 13 рядами кресты ставили на каждой могиле.

[Черта фиолетовыми чернилами] Организовалась биржа труда, но работы дать она не могла кроме как отправки в Германию молодёжи. У всех работающих в учреждениях, а также и частников были отобраны паспорты и они находились на бирже, чтобы не могли уйти от хозяев».

[Из оккупированного Воронежа в оккупированный Курск] Вторая рукопись аналогичного содержания в том же самом 369 фонде В.Д. БончБруевича НИОР РГБ принадлежит Маргарите Николаевне Куберской (1883-1950). Картон 414, дело 22. Согласно справке архивистов и содержанию документа, перед нами учительница русского языка и литературы, редактор общественно-политического вещания Курского областного радиокомитета. Рукопись ею озаглавлена «Из воспоминаний (1942В ней 18 листов. Датирована февралём 1946 г., когда мемуаристка уже проживала в Нижнем Тагиле.

Воспоминания записаны на отдельных листах тетрадного формата, фиолетовыми чернилами, на обеих сторонах каждого листа.

В силу профессии автора воспоминаний, они написаны грамотно, практически без грамматических ошибок, литературным слогом.

Приводим здесь фрагменты текста, относящиеся к пребыванию М.Н. Куберской в прифронтовом Воронеже и полностью концовку текста о пребывании её же в Курске. Пропуски обозначены отточием – … Связующие моменты кратко пересказаны нами в квадратных скобках.

«г. Воронеж был взят немцами в ночь с 7-го на 8-е июля 1942 г. … [Бомбёжки города

ДНЕВНИК ОККУПАЦИИ ГОРОДА КУРСКА

немецкая авиация вела с октября 1941 по лето 1942]. Я работала преподавательницей русского языка в механико-технологическом техникуме при Маслозаводе. … Об эвакуации не было и речи. Все, кто мог, уходили пешком в сторону Острожек, Гридасовой, Новой Усмани [Л. 1-1 об.]. Учреждения предложили коллективам служащих взять чемоданчики полегче и уходить через железнодорожные мосты по московской дороге. Все заводы с «Левого берега» [р. Воронежа] были эвакуированы. Управление Юго-Восточной [железной] дороги, располагавшее железно-дорожным транспортом, спешно вывезло своих служащих и их семьи. Лошадь нельзя было достать ни за какие деньги, телеги тоже. Спешно эвакуировали раненых из госпиталей. Пединститут ушёл пешком. … [Л.2]. Профессоры Мединститута уезжали с эвакуированными госпиталями. Студенты шли пешком. … Немцы являлись группами в три, четыре человека, перерывали все вещи и брали всё, что им нравилось [Л. 4]. [24 июля немцы приказали всему остававшемуся населению покинуть город. Автор воспоминаний, похоронив тяжело болевшую мать, ушла из города июля с одной из последних колонн беженцев, которые немцы направляли к себе в тыл. На станции Касторной их погрузили, набив битком в вагоны и привезли] в наполовину разрушенный Курск [Л. 16 об]. [10 февраля 1943 г. Красная Армия взяла Курск].

Мы жили на окраине Курска и сильно голодали. Надо сказать, что когда немцы уходили, они бросили раскрытые склады с мукой, пшеном, сахаром, ячменём, рожью и т.д.

И куряне тащили всё, что попадалось им под руку. Весь Курск был усыпан просом в те дни.

Со мной жила … преподавательницы средней школы, Тюменева. Мы с ней оказались люди одинакового склада, и утащить ничего не могли.

Хозяева же наши попользовались как следует. Восьмого февраля Красные войска вступили в Курск. Десятого утром мы ещё лежали в постелях. Есть нам было нечего, и мы предпочитали меньше двигаться, да и холод в комнате был ужасный, так как дров у нас не было.