«Изучение древней истории Вьетнама началось давно. Старая историография Вьетнама насчитывает ряд крупных работ, содержащих описание древней истории и созданных в ...»

Очень сходны с ЮВА все этапы исторического развития Вьетнама, основанные на субстратной этнической, языковой и экономической близости, обусловившей, наряду с регулярными и тесными связями в государственный период, относительно синхронное возникновение государств; сходны как сами аграрные империи, так и два основных этапа в их развитии — преобладания публичноправовых, а затем частноправовых норм, — эти этапы в Дайвьете ощущаются очень четко. Одновременно произошло и распространение массовых религий, и становление регионального колониального управления, и восстановление независимости, сопровождающееся экономическим подъемом и добровольной «вестернизацией».

Два последних этапа связаны с общемировыми процессами, но общность тем не менее налицо, и ситуация отлична от китайской.

Что собой представляли сходства с китайским обществом? При рассмотрении этой проблемы совершенно необходимо все время помнить, что сходство с собственно китайцами — это сходство с культурой населения долины Хуанхэ, с просоводами. А сходство с современным южным Китаем, т. е. с местными рисоводами, ассимилированными ханьцами на Янцзы к рубежу нашей эры и на Сицзяне к XII в., — это субстратное сходство аустроазиатских рисоводов «прото-Юго-Восточной Азии». Только то, что появилось и развилось на Хуанхэ и впоследствии распространилось в бассейне среднего и нижнего течения Янцзы и Сицзяна, может быть сравниваемо с Вьетнамом как «китайское». С учетом этого бесспорного для всех, но часто забываемого обстоятельства список «вьето-китайских» сходств резко уменьшается. То, что есть только у вьетов и у населения современного южного Китая, — это старое «юэское» (вьетское) сходство. Нужно помнить, что приморский юг Китая — это земля достаточно развитых юэских государств второй половины I тыс. до н. э., завоеванных лишь в конце I тыс. до н. э. — начале I тыс. н. э. и ассимилированных на тысячу лет позднее. Осталось много общего, «юэского», — рисоводческая культурная традиция, чань(тхиен)-буддизм, сходство языка, обычаи;

Гуандун (бывший Намвьет) похож именно на северный Вьетнам, а не на тайское, например, государство.

И в основе этого сходства лежат рисовое хозяйство и соответствующий комплекс социокультурных стереотипов (попавший в орбиту китайского влияния на тысячу лет позднее, чем таковой же комплекс у рисоводов долины Янцзы).

Многочисленные сходства здесь, отличающие обе области от бассейна Хуанхэ (а по другим критериям — от среднего Янцзы и вообще континентальной зоны КНР), связаны с юэским субстратом;

ханьцы здесь появились массово достаточно поздно. Все черты, которые были общими ранее, — это юэские (вьетские) черты. Наиболее развитыми были государства: лаквьетов в современном северном Вьетнаме, намвьетов в современном Гуандуне, манвьетов в современной Фуцзяни.

В основе сходства — то же рисоводство, но сходства здесь уже гораздо больше, как и в собирательстве; то же можно сказать и о деревенском быте, и о деревенских технологиях. Обе области роднит культ дракона, отмеченный здесь и ранее, во времена царства Юэ (Вьет) в низовьях Янцзы, позднее распространившийся в бассейне Хуанхэ. В последующие времена эти области роднил чань (тхиен)-буддизм, слабо представленный до XII в. в собственно китайских областях. Данные о «тхиенконтактах» внутри этой пары (Вьетнам–Гуандун) многочисленны, за ее пределами это исключение. В свою очередь, это сказалось на сходстве буддийской архитектуры, художественного декора и проч.

Неслучайна практическая взаимопонимаемость вьетов и гуандунцев. Напомним, что границы так называемых южно-китайских диалектов совпадают с границами юэских (вьетских) государств древности, эти границы и в X в. н. э., когда здесь существовали независимые государства, мало изменились.

Большую роль в сходстве сыграло и вхождение в одно независимое государство Аулак–Намвьет во II в. до н. э., а потом — в периодически полунезависимую провинцию.

Обращаясь конкретно к китайским элементам во вьетской культуре (официальный язык и проч.), надо выработать четкий подход к описанию этапов и путей китайского влияния. Этапов было, видимо, три: этап добровольного восприятия китайского социального и культурного опыта независимыми ранними вьетскими государствами современного северного Вьетнама и прибрежной полосы вплоть до культуры в ее «исконной» северокитайской форме в период «северной зависимости» (начало н. э. — IX в. н. э. в той же зоне); этап добровольного восприятия отдельных элементов северной культуры в независимом вьетском государстве, особенно в XI в., с короткими периодами бесперспективных попыток насаждения в верхах китайских норм как целостной культуры (XV и XIX вв.).

Часть северных черт была приобретена на первом этапе, еще в период независимых государств, до «северной зависимости». Это — письменность, отчасти — официальный язык, элементы государственной организации и титулатуры, технология обработки железа, часть боевого оружия, некоторые знаки престижа, парадная одежда. Все это было воспринято без давления, по вьетской инициативе, все это — стандартный набор воспринимаемого соседом, позднее вступившим на путь государственности.

В период «северной зависимости» вьеты ознакомились с конфуцианской философией, наряду с индийскими буддийскими сочинениями — с китайскими буддийскими текстами, китайской художественной и научной литературой, стихосложением, а также с изобразительным искусством, фарфором и т. д. Все это было воспринято в период «северной зависимости», не ранее. С его завершением китайское влияние на века ослабевает. Затем, в ходе становления централизованного государства в XI в., воспринимается много элементов культуры при сохранении своей структуры духовной жизни. Китайское у вьетов до середины XIV в. было «танским», в меньшей степени — «сунским» и «юаньским», и лишь добровольная «программная китаизация» второй половины XV в.

принесла волну уже минской культуры как целостной структуры, современной тогдашнему вьетскому обществу.

Восприятие времен независимости шло по инициативе вьетов и было очень избирательным, касалось оно государственных документов, «культуры управления» в верхних эшелонах власти, организации столичных ведомств, государственных кодексов и проч. На этом этапе преобладали длительные периоды медленного распространения элементов китайской культуры через образованные слои — вниз, в народ, перемежавшиеся короткими периодами активного «программного» восприятия верхушечной культуры (вторая половина XV и вторая и третья четверти XIX в.). Основным был процесс распространения китайской культуры не китайцами, а китаизированной служилой прослойкой, которая влияла на остальное население. При этом чем ниже социальный слой, тем слабее сказывалось китайское влияние.

Это видно и в верованиях, и в одежде, и в использовании национальной письменности и чисто вьетских слов, и во многом другом. Соответственно и в восприятии китайского социального опыта (очень выборочном) и китайской культуры (неизмеримо более широком) можно проследить несколько этапов, отмеченных выше. Но не следует думать, что, чем выше социальный слой и чем позже эпоха, тем сильнее китайское влияние. Наоборот. Самое важное было воспринято во времена «северной зависимости» и ранее: литературный язык письменности, принципы организации центральной (не локальной) власти и т. д. В дальнейшем, кроме двух отмеченных вспышек «китаизации», виден процесс распространения специфических военных институтов, своих направлений буддизма, своих типов городской литературы.

Главное в последних веках — подъем массовой культуры, слабо китаизированной, в «верхние слои».

В колониальный период, когда связи с Китаем ослабли, а сам облик китайской цивилизации с неизбежностью поблек, вьетские элементы резко усилились, в чем немалую роль сыграла легко привившаяся латинская письменность; без внутренней потребности такое принципиальное новшество европейцам никогда не удалось бы внедрить. Дальнейшее расширение сферы преобладания вьетских культурных норм было связано с укреплением роли массовой культуры, особенно в период независимости в XX в., а также с вытеснением китайской высокой культуры — культурой общемировой, в ее французской, а затем русской и американской разновидностях. Верхи общества, веками стремившиеся привить массам китайскую культуру, стали очень быстро воспринимать культуру европейскую и привычно распространять ее среди низов. Но при этом сами верхушечные слои становились не менее, а все более национальными, так как навстречу вверх шла массовая слабо китаизированная культура. Зажатые между этими тисками китайские компоненты явно слабеют, хотя часть их навсегда стала частью национальной культуры — частью необходимой и полезной. Как бы далеко ни «ушел» Вьетнам в Юго-Восточную Азию, в его культуре останется очень много китайского, и ничего особенного в этом нет, так было и у других народов (русские и греки, например).

Внутри Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии Вьетнам входит в группу стран, объединяемую общим типом восприятия китайской культуры: Вьетнам, Корея, Япония. Имея мало контактов с Кореей и Японией, Вьетнам имеет ряд общих с ними черт, обусловленный тем, что из общего фонда китайской культуры во все три страны не попало то, что не может существовать без китайского этноса.

Оставшееся же, как выяснилось, образует самостоятельный комплекс, роднящий эти три страны, особенно Вьетнам и Корею. Это синтетическая по типу культура с ханьскими элементами, не ставшая имперской, а обслуживающая один некитайский этнос.

Особняком стоят социокультурные явления, относительно которых нельзя с достоверностью судить, сближают они Вьетнам с Китаем или с Юго-Восточной Азией. Очень важно очертить круг этих явлений, чтобы, во-первых, непроизвольно не отнести их не в ту группу и, во-вторых, обратить на них особое внимание исследователей. Примером может служить культ предков; он лег в основу конфуцианства, которое, распространившись во Вьетнаме, оформило ряд черт вьетского варианта этого культа, не повлияв на саму основу. При поверхностном подходе эти черты могут выглядеть как следствие конфуцианского влияния, а на практике это слабо китаизированные, достаточно древние культы, исходно общие, как уже отмечалось, для обоих сравниваемых исторических регионов.

Очевидно сходство основных этапов развития вьетского общества с этапами развития больших сообществ Юго-Восточной Азии и отсутствие такого совпадения — с этапами развития общества китайского (не говоря уже о разных факторах этапности: например, преобладание внутренних факторов в Юго-Восточной Азии и огромная роль внешнего степняцкого фактора в Китае).

В общей форме сходство всех стран Юго-Восточной Азии («Аустрии») выразилось в синхронном прохождении основных этапов социально-экономического развития: этапа раннегосударственных образований при схожих их формах (до VIII–IX вв. н. э.) и двух этапов развитого азиатского феодализма (XI–XVIII вв.) (X век был для вьетов переходным). На первом из этапов (XI–XV вв.) при признании прав государства и монарха на распоряжение доходами с земли и, в той или иной форме, самой землей в отношениях между частными владельцами господствовали публично-правовые нормы.