«Изучение древней истории Вьетнама началось давно. Старая историография Вьетнама насчитывает ряд крупных работ, содержащих описание древней истории и созданных в ...»

власти обычно придерживались одного из них. Их следы можно увидеть и сейчас, хотя в экономике традиции зачастую подорваны сильнее, чем в государственном управлении. Первый способ — осуществление жесткого дотошного контроля во всем, второй — ограничение регламентации сверху и предоставление экономике возможности развиваться самостоятельно. Насколько можно судить, делаемый сейчас выбор, с новыми целями, во многом окрашен этими двумя традиционными идеями, в то время как идея материального стимулирования инициативы со стороны государства нова и прививается с трудом. В южной части страны второй способ, который исторически применялся здесь государством чаще, открывает более широкие возможности для развития элементов рыночной экономики. Проведение здесь после освобождения политики жесткого государственного контроля и факт сомнений вьетнамского руководства в настоящее время в правильности управления экономикой Юга первым способом очевидны, но возможные последствия применения второго способа могут быть неоднозначными и нуждаются в исследовании.

Еще одна традиция внутренней политики — исключительно важная роль, которую вьетнамское общество издавна придавало качеству кадров, контролю за их моральным обликом. Здесь также многое несхоже с Китаем в силу того, что такого рода контроль из-за меньших размеров государства и специфичности задач, которые перед ним стояли, чаще был реальным. Стремление подготовить надежные кадры, причем в основном путем их отбора сверху, сталкивается сегодня с новой идеей выдвижения руководителей различными организациями снизу, причем инерция в деятельности государственного аппарата здесь еще достаточно сильна.

Традиционно слабой стороной вьетнамского государственного механизма была недостаточная «обратная связь» государства с обществом. В этой сфере вновь возникшие социальные институты, такие, как партия, затем профсоюзы, молодежные и другие общественные организации, очень многое изменили. Прежде всего это касается партии, совершенно нового, нетрадиционного института во Вьетнаме. В отличие от ситуации в ряде других развивающихся стран, в том числе и Юго-Восточной Азии, партия не формировалась на основе сочетания традиционных и нетрадиционных взаимосвязей в обществе. Сложившись в период общей переоценки ценностей, она оказалась в наименьшей степени отягчена традиционными инерционными элементами политического мышления. КПВ возникла во времена резких социальных изменений как ответ на общенациональную потребность социального и национального характера в организации, способной к эффективной борьбе. Важная особенность формирования КПВ состоит в том, что она очень рано стала правящей партией, взяла на себя решение массы текущих военно-хозяйственных задач, которые всегда занимали в ее деятельности ведущее место. У нее исторически не оказалось длительного периода внутренней идейной борьбы, периода тщательной выработки стратегической линии, что определенным образом сказывается на ее деятельности (некоторые не совсем правомерно используют в этой связи термин «прагматизм»).

Уже упоминавшийся механизм «обратной связи» власти с обществом и духовной связи общества в целом с внешним миром традиционно осуществлялся во Вьетнаме достаточно многочисленной авторитетной группой «ученых» (шифу), которые были заметной частью господствующего класса.

Хотя они пользовались минимумом привилегий и льгот правящего слоя и непосредственно не входили в государственный аппарат, тем не менее без них не мыслилось функционирования общества и государства. Именно представители этой социальной прослойки вместе с чиновниками осуществляли преобразования в старом Вьетнаме. Со временем фигура «ученого» не исчезла, хотя в значительной степени изменила свой облик уже в колониальный период, в определенном смысле существует и сейчас.

В начале XX в. именно «ученые» осуществили ту социальную и культурную переориентацию вьетнамского общества, которая привела к образованию особого типа национально-освободительного движения в этой стране. Утрата независимости, явившаяся для вьетнамцев с их патриотизмом национальной катастрофой, привела к массовому отказу от тех традиций в сфере государственного управления, которые обусловили слабость Вьетнама в его противостоянии Западу. И социальная группа, которая по самому своему месту во вьетнамском обществе в первую очередь воспринимала все новое и отказывалась от старого, в начале XX в. в массе своей отходит от традиции следования китайским культурным стереотипам, переходит на позиции восприятия мирового опыта, с обостренным вниманием следит за внутренними процессами в стране, ставя в конечном счете цель восстановления национальной независимости.

Часть представителей этой традиционной группы «ученых» постепенно приобретала функции специалистов. В той или иной форме почти все образованное неслужилое сословие в следующем поколении стало получать европейское образование. После получения независимости его представители получили и более широкий доступ в государственный аппарат. Выходцы из социальных низов, являвшиеся во многом носителями традиционных взглядов, крестьянской идеологии, также вошли в значительном количестве после достижения независимости в состав государственного аппарата и ориентировались в нем на совершенно новую социальную программу. Практически обе эти группы ориентированы на будущее, а не на прошлое, что является спецификой СРВ.

Группа «специалистов» чрезвычайно значима сегодня в практической сфере. Вьетнамцы, проходившие подготовку в СССР, составляют основную часть этой группы. Известно, что их место по возвращении не всегда достаточно престижно, их прямое участие в решении важных проблем сравнительно невелико, хотя в той мере, в которой это определяется традициями, такое участие вообще не предполагается. Но, если вспомнить формы влияния образованного слоя на дела в государстве в традиционном Вьетнаме, наше представление о том, что отсутствие прямого участия означает отсутствие влияния специалистов на выработку решений, неверно. От этого слоя поступает «текущая критика» деятельности государственных органов, что является его традиционной социальной функцией, а не свидетельством оппозиционных настроений. Современный слой образованных людей в подавляющем большинстве идет вместе со всем народом, стоит на службе общества в целом.

Учитывая сказанное выше, нельзя недооценивать значение того нового, что усваивают представители данной социальной группы, обучаясь в нашей стране, а затем несут на родину. Работа с ними в соответствующем направлении непосредственно в СССР представляется крайне необходимой и перспективной. Открытие сейчас новых каналов контактов и их большая легкость используются пока далеко не лучшим образом, особенно в период учебы в СССР — ведь здесь вьетнамцы активнее воспринимают наш опыт и более свободны в выборе его источников. Неправильно как невнимательное, несколько небрежное отношение к ним, так и то, что в основном они общаются друг с другом.

Различные социальные группы во Вьетнаме традиционно имеют неодинаковую ценность; это необходимо учитывать, тем более что некоторые новые группы внешне отождествляются со старыми.

Повышенной ценностью в традиционном Вьетнаме обладала принадлежность к двум группам:

администрации и образованных людей. Если в сфере управления изменилось очень многое, если группа образованных людей изменилась в принципе, то для изменения представлений о ценности ряда групп городского населения потребуется, видимо, еще некоторое время. Так, при изучении рабочего класса нельзя забывать, например, о лишь постепенно изживаемой традиционной непрестижности положения лиц наемного труда, о том, что статус такого лица, даже высокооплачиваемого, был низок в старом Вьетнаме. «Культ мастера», лучшего специалиста в своем деле, который существовал в Европе и др., здесь не получил достаточно широкого распространения. Потомственная гордость мастеров своего дела только еще становится общепризнанной ценностью. Отношения такого рода меняются нелегко и не сразу. Более желательным и сейчас выглядит для многих вьетнамцев, занятых в сфере материального производства, переход в категорию кадровых работников, служащих государственного аппарата. Поэтому процесс формирования кадровых рабочих в СРВ, учитывая низкие оклады и невысокую степень организации труда, сталкивается с дополнительными трудностями и требует специального исследования.

Важным является и вопрос о том, какие социальные слои являются преимущественными носителями тех или иных традиций. Ответить на него однозначно нельзя, так как одни слои несут в себе одни традиции, другие слои — другие. Имеющиеся данные позволяют предположить, что носителями бюрократических традиций являются низшие звенья государственного аппарата, в которых часто «вязнут» прогрессивные начинания, идущие сверху. Здесь важна одна традиция, согласно которой политическая преданность центральной власти и ее идеям не означает отсутствия широкой самостоятельности в решении местных хозяйственных проблем. Трудность «пробивания» сверху вполне определенных нужных решений в значительной степени связана с тем, что низшее звено традиционно считает себя вправе такие проблемы решать самостоятельно и невыполнение соответствующих указаний сверху не рассматривает как неподчинение более высоким инстанциям.

Другая среда, пропитанная традициями, как хорошо известно, это деревня. Она генерирует старый тип отношений сама по себе. Приходится сталкиваться с ситуациями, когда на пост в местной администрации назначается вполне подготовленный служащий из центра, но к нему регулярно, из года в год относятся как к прежнему чиновнику, и он порой привыкает к соответствующему стилю работы, к этой среде. Иными словами, крестьянство несет в себе целый ряд стереотипов социального поведения, которые нелегко изжить и которые активно реализуются. Еще один пример: во Вьетнаме достаточно сильны общинные традиции поведения; нередко они сказываются в стремлении коллектива не дать кому-то выделиться из общей среды («мы все должны быть равны» — это стереотип общинного мышления, весьма далекий от демократизма). Экономические навыки общинного взаимодействия в целом исчезли, и традиционное проявляется не здесь, а в духовной сфере, в виде стремления к уравниловке и т. п., хотя война по общинным традициям ударила особенно сильно, забрав из деревни на длительный срок значительную часть носителей традиции — взрослых мужчин. В значительной степени традиционные понятия о Севере и Юге страны различны, традициями во многом объясняются формы отношений между ними. Большую роль в том, что Юг не смог в новейшее время политически противопоставить себя Северу, сыграло то, что исторически, в рамках последнего столетия, именно Север был центром патриотических движений; это обусловило и более широкую поддержку компартии Индокитая и ее преемниц именно на Севере. Для Вьетнама исторически нехарактерно было признание за «сытым», но периферийным Югом (в отличие от Севера и в меньшей степени Центра) права на выдвижение общенациональных идей и инициатив, на руководство страной, национальным движением.

Все попытки политических лидеров Юга как-то себя противопоставить Северу, обосновать свою самостоятельность как политической силы обычно проваливались, в частности по этой причине.

Иными словами, роль генератора общенациональных идей за Югом не признавалась.

Когда сегодня говорят о различиях двух частей страны, нужно помнить, что политическое и духовное руководство Севера Юг традиционно признает (и эту базовую идею используют в практической деятельности). В то же время для южан такая позиция не означает принятия северных правил применительно к практической жизни на Юге. Например, экономическая структура Юга оформилась как во многом отличная еще до колониального завоевания. Еще в первой половине XIX в.