«РОССИЯ И ТИБЕТ СБОРНИК РУССКИХ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ 1900-19 Москва Издательская фирма Восточная литература РАН 2005 УДК 94(47): 391/399 ББК.63.3(2) 52 Р76 Издание ...»

( - Для своей поездки я предполагаю избрать путь через Монголию, которым обыкновенно следуют на поклонение тибетским святыням буддийские пилигримы. Имея, однако, в виду, что этот путь, пролегающий по местам с разбойничьим населением, является при нынешних условиях особенно опасным, я позволяю себе ходатайствовать о предоставлении мне, по примеру других путешественников в Среднюю Азию, конвоя в количестве до 10 человек из казаков-буддистов, донских калмыков и бурят.

| АВПРИ, ф. Китайский стол, on. 491, д. 1458, л. 277 и об. Копия.

1911 г. декабря 20. - Докладная записка Агвана Доржиева министру иностранных дел С Д.Сазонову с предложением установить совместное покровительство России и Англии над Тибетом Его Высокопревосходительству господину Министру иностранных дел

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

Я уже имел честь докладывать Вашему Высокопревосходительству о предстоящей моей поездке в Тибет по вызову Его Святейшества Далай-Ламы. Ввиду чего я испрашивал от Императорского правительства указаний, касательно внешней политики Тибета и также осведомлялся о взглядах Императорского правительства вообще на тибетский вопрос в целом.

Вашему Высокопревосходительству было угодно изложить точку зрения Императорского правительства в том и другом отношении.

Императорское правительство ввиду отдаленности Тибета не признает наличности там сколько-нибудь крупных политических и экономических интересов России. Существующие интересы чисто религиозного характера касаются лишь русских подданных буддистов. Интересы же Англии в Тибете по преимуществу политические и экономические. Исходя из этих положений, внешняя политика Тибета должна покоиться на началах дружелюбия и мира к Англии. Тибет может входить с Англией в различные соглашения политического и экономического характера.

Прежнее благожелательное отношение России к Тибету сохраняется. В религиозных делах Тибет найдет в России живейшую поддержку.

Соответствие точки зрения Императорского правительства реальным условиям современного политического быта Тибета ясно. И я, умудренный опытом долгого соприкосновения с тибетцами, знакомый с их взглядами и политическими стремлениями, смею лишь довести до внимания Вашего Высокопревосходительства некоторые дополнительные данные и соображения.

В тибетском народе с патриархальным бытом весьма сильны формы традиционного мышления. Раз укоренившиеся идейные традиции и симпатии, а равно и антипатии и отчуждение, весьма трудно поддаются постороннему влиянию. Давнее, продолжительное доброжелательное отношение России к Тибету, не раз доказанное на деле и подтвержденное Высочайшими грамотами, вызвало у тибетцев без различия сословий веру в то, что охрана Тибета от алчных соседей придет со стороны России; эта вера глубоко вкоренилась во всем тибетском народе и окружена мистическим ореолом.

С другой стороны, бурская кампания1, экспедиция полковника Ионгхезбенда (Янгхасбенда) и волнения в соседней Индии производили и производят сильное впечатление на умы образованных тибетцев и народных низов. Предубеждение к англичанам приняло историческую окраску, затвердело в сознании масс.

Моя задача в Тибете, по-видимому, сведется к совместному с Его Святейшеством Далай-Ламой аннулированию прямо противоположных стремлений и чувств тибетцев, в убеждении в необходимости относиться к англичанам лояльно, разрушать то, что было создано в предыдущем. Это весьма трудная задача. Весь колоссальный авторитет Его Святейшества не может совершенно нейтрализовать народные массы. Возможны отдельные конфликты, инциденты. Щепетильность англичан к их национальным достоинствам известна.

А между тем взоры Тибета всегда и всегда будут обращаться к северу. Но из предыдущего видно, что роль России в жизни Тибета будет второстепенная, пассивная.

Это может повести среди тибетцев к тому опасному предположению, что Россия будто бы предоставила Тибет на полный произвол Англии за те или иные уступки. Отсюда до постоянной резкой оппозиции к Англии или чего-либо более худшего один только шаг. Этим может воспользоваться возрожденный Китай, что, конечно, как и всякие осложнения в Тибете, вовсе не входит в расчеты прочих заинтересованных сторон.

По моему глубокому убеждению, указанные и весьма вероятные осложнения с успехом можно было бы парализовать установлением совместного покровительства Россией и Англией над Тибетом, основанного на том или ином договорном акте, с тем чтобы всякие более или менее крупные недоразумения разрешались совместно представителями заинтересованных сторон. Такая мера может вполне успокоить общественное мнение Тибета и дать желательные результаты.

Присутствие в Лхасе представителей России и Англии вселило бы в тибетцев убеждение, что им нечего бояться никаких насильственных мер и что под покровительством двух великих держав тибетцы могут наконец предаться мирному устройству своих внутренних дел и использованию естественных богатств страны.

АВПРИ, ф. Китайский стол, on. 491, д. 1458, л. 290 и об., 291. Подлинник.

Бурская кампания - Англо-бурская война 1899-1902 гг., война Великобритании против бурских республик Южной Африки - Оранжевого Свободного государства и Трансвааля.

№ 1912 г. февраля 14. - Донесение вице-консула в Калькутте Л.Ревелиоти заместителю министра иностранных дел АА.Нератову о посещении в Дарджилинге Далай-ламы и вручении ему письма Николая Нот 10 ноября 1911 г.

Милостивый Государь Анатолий Анатольевич, Получив секретное предписание Императорского Министерства, от 23 января с.г., за № 142, отправиться в Даржилинг и лично вручить Далай-Ламе Высочайшее письмо, я немедленно уведомил секретаря индийского правительства по иностранным делам сэра Генри МакМагона о моем намерении посетить Далай-Ламу и сообщить ему содержание присланного мне при письме Государя Императора на имя Его Святейшества aide memoire'a (памятной записки).

Сэр Генри пообещал мне тотчас же осведомить о моем приезде в Даржилинг политического агента Сиккима г-на Белля и, по-видимому, никакого возражения против свидания моего с Далай-Ламой не имел.

Однако за полчаса до моего отъезда в Даржилинг я получил спешное письмо от Товарища секретаря по иностранным делам Г.Вуда, просившего меня отложить мою поездку на несколько дней ввиду неизвестности, где находится Далай-Лама, а также вследствие отсутствия г-на Белля, уехавшего в Гангток, отстоящий от Даржилинга на расстоянии трехдневного переезда на мулах.

Прекрасно зная, что Далай-Лама не покидал своей резиденции, я ответил Г.Вуду, что предпочитаю ожидать возвращения г. Белля в Даржилинге, воспользоваться таким образом этим прохладным горным местом для отдыха от зноя Калькутты.

Мои сведения о месте нахождения Далай-Ламы оказались верными. Прибыв в Даржилинг, я узнал, что Далай-Лама оттуда еще не уехал, но что через три дня Его Святейшество намерено предпринять путешествие в Калимпонг1, на границу Сиккима, о чем я уже имел честь донести Вашему Превосходительству секретной телеграммой, от минувшего 30 января, за № 8.

Таким образом, если бы я исполнил просьбу г. Вуда и отложил свой отъезд на несколько дней, мне навряд ли удалось бы выполнить данную мне инструкцию и передать Далай-Ламе собственноручно письмо Государя Императора, на что, по-видимому, местное правительство и рассчитывало.

Не считаю себя вправе не упомянуть также и о том, что за мною был учрежден самый бдительный надзор. Когда, желая проверить свое предположение об этом, я предпринял прогулку в 12 часов дня в сопровождении проводника гостиницы по направлению к дому ДалайЛамы, за мной неотступно следовал полицейский, а по пути я, как бы случайно, встретил ехавшего от Далай-Ламы помощника даржилингского комиссара. За полверсты до ворот резиденции Его Святейшества я был остановлен полицейским инспектором-буддистом, любезно представившимся мне и сообщившим, что политический агент Сиккима г. Белль, спешно выехавший из Гангтока, телеграфировал ему о своем прибытии в Даржилинг на следующее утро в 10 часов.

В тот же день я получил от заместителя политического агента Г.Леденла уведомление о том, что свидание мое с Далай-Ламой назначено на субботу утром, то есть на следующий день, и что встреча моя с г-ном Беллем, который будет присутствовать при означенном свидании, произойдет у ворот резиденции Его Святейшества.

Не считая для себя удобным ожидать едущего на мулах и потому легко могущего запоздать к назначенному часу политического агента «на перепутье» у изгороди жилища Далай-Ламы, я отклонил в самой вежливой форме предложение г. Леденла и просил известить меня о времени прибытия г-на Белля к условленному месту, чтобы, в свою очередь, немедленно выехать туда же.

Как и всегда в подобных случаях в Индии, предложение «встречи у ворот» не замедлило оказаться недоразумением. В субботу рано утром г. Белль в сопровождении эскорта прибыл в гостиницу, где я остановился, и, извинившись в самых любезных выражениях, что не мог приехать в Даржилинг раньше, находясь в объезде своего округа, поставил себя в полное мое распоряжение. После такого приветливого вступления вопрос о встрече «у ворот», разумеется, отпал сам собою, и дальнейший наш разговор благодаря предупредительности моего собеседника совершенно рассеял мое первоначальное неприятное впечатление.

Мы тотчас же поехали верхами к Далай-Ламе. Встреченные министрами Его Святейшества, г. Белль и я, после обычных приветствий и обмена хадаков, были введены в покой Далай-Ламы. Я был поражен крайней убогостью отведенного индийским правительством тибетскому Первосвященнику помещения. Небольшой домик, скромная и даже бедная обстановка, полное отсутствие той роскоши, которая является необходимым условием внутреннего убранства восточных жилищ, указывали на незавидное существование привыкшего к величию Поталаского дворца Духовного Владыки тибетского народа.

Я полагал, что такая невзрачная картина окружающей Далай-Ламу обстановки объяснялась близким Его отъездом, но, по наведенным мною справкам, оказалось, что такое же убожество окружало тибетского Первосвященника с первого дня его жизни в Даржилинге.

Далай-Лама принял меня в высшей степени любезно и не мог скрыть овладевшего им волнения при известии о цели моего посещения. После обычного требуемого этикетом обмена нескончаемых приветствий и вопросов я сообщил Его Святейшеству о том, что Государю Императору благоугодно было прислать ему собственноручное письмо и хадак.

Далай-Лама и все присутствовавшие тотчас же встали, и я вручил Его Святейшеству Высочайшее письмо. Так как тибетский Первосвященник не владеет никакими другими языками, кроме тибетского и китайского, разговор наш происходил при посредстве британского политического агента Сиккима, говорящего по-тибетски.

Далай-Лама обратился ко мне с просьбой перевести текст Высочайшего письма на английский язык, что я и исполнил. В самом начале чтения письма оказалось, что к нему приложен тибетский перевод.

Несмотря на это обстоятельство, Далай-Лама пожелал, чтобы я продолжал переводить послание Государя Императора на английский язык, а г. Белль - на тибетский. Сам же он с напряженным вниманием следил за тибетским текстом. В конце чтения письма мой перевод разошелся с редакцией на тибетском языке, согласно которой между Россией и Англией ведутся будто бы в настоящее время переговоры по тибетским делам.

Я поспешил вторично и самым тщательным образом перевести дословно текст Высочайшего письма и объяснил причину неточности тибетского перевода Его Святейшеству и г. Беллю тем, что знающих тибетский язык в С.Петербурге почти нет и что, очевидно перевод этот, проверить который в Императорском Министерстве иностранных дел не представлялось возможным, был составлен кем-нибудь из священников буддийского храма, недостаточно знакомых с русским языком. Не знаю, убедил ли я Далай-Ламу в случайности этого недоразумения, но политический агент, по-видимому, поверил моему объяснению, и, таким образом, инцидент был исчерпан.