«1 АЛГЕБРА РОДСТВА РОДСТВО СИСТЕМЫ РОДСТВА СИСТЕМЫ ТЕРМИНОВ РОДСТВА Выпуск 6 Санкт–Петербург 2001 2 Cogito ergo progigno Г.В. Дзибель Феномен родства: Пролегомены к ...»

В своей дискретности и высокой интегрированности язык как знаковая система противостоит дискретности и интегрированности молекулярных систем популяционного воспроизводства. До начала 1980х гг. популяционная генетика знала только синхронные способы описания и сравнения генетического разнообразия популяций. Например, среди так называемых «классических» генных маркеров простейшей дифференциальной структурой обладают группы крови, которых известно четыре основные разновидности – A, B, AB и O. Описание популяции с точки зрения частотности аллелей этих групп есть пример типологического анализа в популяционной генетике (см., например: [1396; 263]).

Определение роли потока генов одной популяции в генетическом составе другой аналогично исследованию языковых или культурных заимствований в контактных зонах. Открытие нерекомбинирующихся и гипервариативных участков человеческого генома (митохондриальная ДНК, передающаяся только по материнской линии; y-хромосома, наследующаяся только по отцовской линии; мини- и микросателлиты и др.) позволило сформировать парадигму исследования глобальной популяционной истории человечества (cм.: [1942; 1778]) и приблизительно соотнести ее c классификацией языков мира [1174].

Усиливающееся стремление ученых к всесторонней интеграция лингвистики, археологии, популяционной генетики и физической антропологии в деле исследования как макроэволюции Homo sapiens, так и микроэволюции отдельных популяций (например, аборигенов Америки или носителей ИЕ языков) (см., например: [1927; 1406; 841; 1207; 1603;

622; 425б; 425c; 426; 439а]) базируется на правильной посылке о неполноте каждого отдельного вида исторических источников, но наталкивается на следующие фундаментальные, на наш взгляд, методологические и практические проблемы.

11.1.1. Во-первых, до тех пор, пока историческая фонология не будет поставлена на прочную историко-семантическую основу, популяционная генетика – не будет согласована с эволюцией брачных норм, порядка воспроизводства и принципов построения круга лиц, вовлекаемых в физическую мобильность и географическую колонизацию на разных этапах человеческой истории и в разных областях ойкумены (cр.: [59; 60;

61; 62]), а археология – не вступит в обязательный диалог с местными фольклорными традициями и с этнографическими реконструкциями социальных структур (cр.: [1991; 2146; 1933; 1230; 1346]), глубокое соотнесение результатов лингвистических, генетических и археологических исследований человеческой истории будет постоянно затруднено отсутствием общего «кода» для их интерпретации.

Во-вторых, ни одна из задействованных в решении вопросов глобального и локального этногенеза дисциплин не обладает методикой дедуктивного определения исходной формы, из которой все многообразие эмпирических систем может быть далее выведено индуктивным путем. Искомый синтез не может быть достигнут в ходе применения некоторой процедуры совмещения информации, получаемой методами различных источниковедческих дисциплин; синтез должен быть обнаружен в объективной реальности и иметь вид самоописывающего текста и саморазвивающейся системы. Следует помнить, что помимо того, что человек невольно оставляет следы своей деятельности в памятниках, исследуемых археологами, в языке, исследуемом лингвистами, или в своем собственном физическом облике, исследуемом физическими антропологами и генетиками, он еще интенционально и осознанно существует среди себе подобных, объективируя себя и субъективируя других. Обнаружение и исследование синтетического источника информации, материализующего саморазвивающиеся (временящиеся и пространствующие) этносоциальные организмы, в которых разворачивается драма рождения, взросления (инициации) и смерти индивидов, позволило бы не реконструировать искомый процесс, не восходить от известного к неизвестному, а про-конструировать его, т.е.

прогнозировать настоящее с непосредственно наблюдаемой точки в прошлом и интерпретировать частные источники информации с позиции общей схемы течения социального времени.

В случае популяционной генетики в качестве моделей исходных для Homo sapiens генетических структур используются последовательности нуклеотидов антропоидных обезьян или, с недавнего времени, неандертальцев. Однако значение методики межвидового сравнения, как одного из вариантов «внешней реконструкции» (out-group comparison), являющейся наиболее действенным методом не только в генетике, но и в лингвистической компаративистике, невелико, так как получаемые при этом генеалогические древа молекулярных структур называют прямых потомков первой отпочковавшейся от антропоидных предков человека популяции (койсаны и пигмеи в большинстве исследований), но не в состоянии дать ясные описания процесса внутривидовой дивергенции человеческих групп (см., например: [2101]).

Если метод видового сравнения опирается на генетическую структуру, которая выдвигается на роль древнейшего видового нуклеотидного мотива, то метод сравнения степени генетического разнообразия популяций исходит из того, что наиболее дифференцированные популяции являются древнейшими. На этом основании в большинстве работ отстаивается точка зрения о том, что Африка, популяции которой демонстрируют наивысшее континентальное аллельное разнообразие в серии маркеров (например, митохондриальная ДНК, у-хромосома, минисателлиты) является прародиной Homo sapiens (см., например: [1743;

1053; 1446]). Привлечение фактора максимальной дифференцированности форм в пределах региона в качестве показателя прародины группы имеет длительную историю не только в популяционной биологии, но и в исторической лингвистике (см.: [1173, c. 67; 1261, c. 15; 1250, c. 11-12]). Для генетики этот метод не является бесспорным, так как, даже если отбросить фактор селекции, степень аллельной дифференцированности прямо пропорциональна размеру эффективной популяции. Прямая зависимость между регионом максимальной дифференцированности и местонахождением прародины не является абсолютным и для лингвистики, так как, с одной стороны, можно привести примеры, когда наивысшая дифференцированность в пределах языковой семьи приходилась на регион, языковая картина которого сложилась относительно поздно (например, балканский ареал ИЕ семьи); а с другой – разнообразие, измеряемое по разным параметрам, зачастую приводит к разным результатам. Например, Африка является наиболее представительным континентом по количеству самостоятельных языков (около 2600), однако число языковых семей первого уровня228, в которые эти языки группируются, невелико (всего около 20); в то же время американский континент, с одной стороны, характеризуется самым большим в мире разнообразием структурных типов языков, а с другой – содержит самое большое количество языковых семей (около 150 из 250), однако каждая из последних содержит сравнительно мало языков (см.:

[1826; 1827; 1828]). В исторической лингвистике метод многолинейного сравнения Дж.Гринберга, номинально призванный устанавливать границы, в пределах которых следует в дальнейшем устанавливать фонетические соответствия, является примером не дедуктивного подхода, а радикальноволевым навязыванием индукции в качестве единственного метода исторического познания. В качестве доказательства правомерности массовых сопоставлений как источника информации о генетических связях между языками Дж.Гринберг особо отмечает (см.: [1403]), что установление родства ИЕ языков (от сэра У.Джоунса до Б.Грозны) шло от признания родственности форм на основе формального сходства звучания и значения к обнаружению правил их фонетических соотношений.

Однако тот факт, что именно так обстояло дело в индоевропеистике, сам по себе не является критерием методологической правомерности и теоретической обоснованности такой процедуры.

В-третьих, все теории глобального этногенеза покоятся на серии априорных постулатов, истинность которых никогда не была верифицирована методами современной науки. Одной из таких «само собой разумеющихся положений» является, к примеру, представление о том, что американский континент был заселен из какого-то региона Старого Света. Зародившееся еще в сознании первооткрывателей Америки, это представление раз и навсегда избавило исследователей исторических контактов между Старым Светом и Новым Светом от необходимости доказывать, почему многочисленные и разнородные культурные, физические, генетические, археологические и лингвистические параллели между Америкой, с одной стороны, и Европой, Северной Азией, Юго-Восточной Азией и Полинезией – с другой, следует рассматривать как свидетельства сухопутных и морских миграций в Америку из Старого Света, а не наоборот. Существование таких древних археологических культур, как Монте-Верде (~13500 лет) и Монте-Верде II (~33000 лет) [1238], доказывающих присутствие людей на территории Америки к югу от ледникового щита, и нахождение всех потенциально наиболее древних культур (Педра-Фурада, Монте-Верде II и пр.) в Южной, а не в Северной Америке [1239]; сохранение на всем протяжении археологической истории Америки локального разнообразия в орудиях, занятиях и культуре [1239]; убывание памятников культуры «кловис» в Сев. Америке с юга на север, указывающее на движение населения по так называемому «ледовому коридору» скорее «вверх» к Аляске, чем «вниз» в глубь американского континента (см. об этом: [1240; 1187])229; недавнее обнаружение вблизи побережья Охотского моря наконечника типа «кловис» (особенно близкого американской культуре Мармес-Рокшелтер) в более «молодом», чем в Америке радиоуглеродном контексте (~ 8600 лет) при полном отсутствии ранних аналогов «кловис» в Сибири [1563; 2042; 790, с. 168 и сл.]230; передатировка «американоидного» [1893, c. 219-221] черепа из пещеры Чжоукоудянь (Китай) как не превышающего 10600 лет [1544] и обнаружение у чукчей и коряков вариантов типично индейских генов [1547] свидетельствует о высокой сложности верхнепалеолитических контактов между Старым и Новым Светом. Если учесть, что сами «параллели» между регионами нейтральны к проблеме направления миграций, тезис о «заселении Америки» до сих пор не получил наглядного и законченного подтверждения ни со стороны археологов (см.: [2058] и обзор: [1263]), ни со стороны генетиков (cм.: [1481]), ни со стороны физических антропологов (см.: [359]), ни со стороны лингвистов. Одновременно американский континент характеризуется наивысшей степенью структурного и генетического языкового разнообразия231. Возможно, именно фокусированное сравнение с индейскими языками позволит, с одной стороны, пролить свет на происхождение так называемых «некоррелируемых» (с точки зрения Старого Света!) языков (кетского, айнского и др.), а с другой – разобраться с внутренней структурой «ностратической» и «евроазиатской» суперсемей. Недавнее осторожное и, думается, корректное сопоставление енисейского и надене лексического материала [1963], а также глагольных структур [2144] в этих языках – первое тому подтверждение232.

В-четвертых, и лингвистика, и генетика, и физическая антропология, и археология оперируют не реальными пространственно-временными единицами внутривидового исторического процесса – этносами, – а лишь побочными продуктами реальной духовной, нравственной и физической вовлеченности человека в историю. В историко-лингвистических исследованиях несовпадение этноса-народа и языка признается несущественным [946, c. 97], но в то же самое время лингвисты признают тот факт, что «факт языкового распада… определяется не собственно внутриязыковыми причинами (лингвисты и сегодня не имеют инструмента для точного определения статуса той или иной языковой единицы как диалекта или отдельного языка, тем более ничего подобного не могло иметь места в прошлом), а исключительно социальными обстоятельствами» [622, c. 112;

622a, c. 437-438].