«1 АЛГЕБРА РОДСТВА РОДСТВО СИСТЕМЫ РОДСТВА СИСТЕМЫ ТЕРМИНОВ РОДСТВА Выпуск 6 Санкт–Петербург 2001 2 Cogito ergo progigno Г.В. Дзибель Феномен родства: Пролегомены к ...»

которой содержался в мифах, а «речь» – в ритуалах. Вопреки марксистской и эколого-эволюционистской школам, совместная хозяйственная деятельность не составляла позитивную основу древнейшего родства61 – это пришло позднее в «эпоху» производящего хозяйства и классификационного родства и было напрямую связано с выделением свойств и экономики в качестве самостоятельных подсистем общественных отношений62, – но сами отношения между родственниками содержали экономический компонент, а индивидуальное человеческое естество было предметом ойкуменического (т.е.

праэкономического) обмена.

Социальной оппозиции «кровное родство – свойство» предшествовала, видимо, ойкуменическая оппозиция «плотский (половозрастной) симбиоз с живыми – кровное родство с умершими»63. Именно в смерти как опыте родства лежат корни собственно кровного родства, которое есть не просто биологической факт, а неотъемлемая сущность всякой вещи как объекта (родственник для меня настолько важен, что, когда он умирает, важно не то, что он умер, а то, что он – мой родственник; и не то, что я – его родственник, а то, что я умер). При этом родство-в-смерти будет тождественно родству как отсылке к среде обитания, консолидирующей в абсолютную целостность половозрастные признаки человека64, только тогда, когда среда обитания, в которую брошен человек, понимается не как частичка общей Природы, зародившейся за миллионы лет до рождения сознания, и не как опредмеченный субъектом ландшафт, а как эпистирующая среда обитания предков; человек же – как потомствующий субъект среды65. Именно в рождении как опыте свойств (ср. 6.3.2.) лежат корни собственно свойств как принципа социальной связи, которая не есть просто голое отношение субъекта к объекту, а присутствие природы в эпицентре субъективности. Таким образом, формальным условием родства, вопреки К.Леви-Строссу и его последователям, является не свойств, а, так сказать, «средств», или отсылка к среде обитания (Selbst-Referenz у Н.Лумана), устанавливающая границу между «своим» и «чужим» и собирающая, через «фильтр»

систем свойства и кровного родства, предков и потомков в преемственность)66. Ойкуменическое родство – это то же тотемическое родство с той важной разницей, что оно имеет место не между людьми и животными или растительными видами, а между одним человеком и другим как элементами природной среды. В отличие от животных видов, человеку природная среда дана как таковая, т.е.

неопосредованно никакими другими средами. Эта полная и абсолютная открытость природы человеку возможна только через посредство другого человека, и это есть родство. Каждый человек для другого является модулем саморазвития и саморегуляции природной среды.

На стадии ойкуменического родства естественное развитие событий превращало живых родственников в мертвых (точно так же, как в дальнейшем «элементарные структуры родства» конвертировали родственников в свойственников), но существовала социальная прескрипция (или, точнее, прескрипция прескрипции), по которой живые должны были находиться в постоянной (очевидно, ритуальной) коммуникации с мертвыми. Последние рассматривались не как обособившиеся от потомков предки, а как уловимо присутствующие при живых, освоенные частички среды обитания (своего рода кроссфизический альянс). Бытие мерилось индивидуальными поколениями-инкарнациями (нерожденность + жизнь + посмертное существование как синтез материй, организованных вокруг телесной формы как точки отсчета), которые находились в постоянном соприсутствии друг с другом в потоке вечности. В силу постоянно ощущавшейся связи между живыми и умершими, веры в реинкарнацию душ умерших в новорожденных не существовало. Первоначально будучи избыточной, эта идеология превращения мертвых в живых возникла позднее и была структурным коррелятом «сложных структур родства», которые, как известно, через брак превращают посторонних в родственников. Элементарной формой дуальности, присущей человеческой социальности, является не эпигамная структура, регулирующая браки между двумя половинами коллектива, а эпистенциальная структура, состоящая из двух временящихся и пространствующих популяций (в классической метафизике это бытие и познающий субъект; в философии М.Хайдеггера это бытие и самобытность): из одной приходит предок, в другую уходит потомок.

Социальная оппозиция «половозрастной симбиоз с живыми – кровное родство с умершими» соответствует стадии ойкуменического родства;

оппозиция «кровное родство (с живыми и умершими) – свойство»

соответствует стадии классификационного родства; наконец, оппозиция «родство + свойство – экономическое собственничество» соответствует стадии описательного родства.

Таким образом, обнаруживается до-классификационный уровень исчисления родства, который образуют факторы взаимного соотношения фенотипических признаков эго, альтера и коннектора. Этот факторный синдром (иденотип) складывается из относительного возраста, относительного поколения и относительного пола, которые суть социальные манифестации, соответствено, метафизических (и биоэволюционных) категорий времени, места и формы. Поколение, как не продуманный до сих пор феномен родства67, составляет то звено, которое организует половозрастную структуру индивидуального человеческого организма и человеческих популяций в фенотипический (ойкуменический) синтез по оси «смерть – рождение – место» и которое привносит вместе с собой в этот синтез ту часть природы, которая, развиваясь в знак, делает этот синтез трансцендентальным и познающим. Принцип поколения, который реализуется в нескольких эволюционных жанрах от локального эгоцентрического поколения (ВТР), генерационно-скошенных систем, генерационно-скользящих систем до генеалогического поколения (см. 4.4.), привносит в мир то, что по ту сторону от системы логических оппозиций обнажается другая система, а именно система фенотипических оппозиций, в которой каждый элемент не просто формально противопоставлен другому на основании известного содержания, а порождает другой (или распадается, т.е. умирает, в другой) и только на таком основании является его содержательной противоположностью. Система фенотипических оппозиций образует идемный знаковый уровень, отличный от символьного, индексального и иконического, который существует в произвольности относительно и системы языка, и системы речи, и который не соотносится ни с какими априорными референтами, а порождает одни референты, уничтожая другие. Идемный знаковый уровень воплощается в ТР, как таких элементах естественного языка, которые всегда ориентированы во времени; а в историческом развитии СТР отражается в чистом виде течение этого социального времени, единицами дифференциального «измерения»

которого являются не минуты и годы, а признаки субъективного присутствия биологических объектов (см. раздел 7).

6.4.2. Неудобство термина «классификационное родство» заключается не только и не столько к логической несопоставимости такой формулировки с формулировкой «описательное родство», а в том, что исчисление родственных категорий как образов ситуаций само по себе есть этап разложения крупных комплексов ассоциаций между фенотипами и местностью, характеризующих стадию ойкуменического родства. Допуская cтадиальность форм исчисления родства, следует помнить о принципе «исторической гетерогенности» мышления (см., например: [897; 898;

962а]). Применительно к СР это будет означать различное распределение одних и тех же функций мозга между компонентами субъект-объектной цепочки (стадиями наступления субъект-объектной определенности).

Поэтому отношение к родственной категории как к признаку субъекта сопровождается понятийно-логической объективацией субъективного мира (именно это обычно имеется в виду, когда говорится о таких особенностях первобытного мировоззрения, как анимизм и аниматизм)68; в то время как исчисление родства как совокупности понятий об объекте соединяется, наоборот, с непосредственно-чувственным отношением к субъективной самости (именно это, видимо, скрывается за понятием «европейского индивидуализма»)69. При этом все это лишь формы социальности как адаптации одного субъект-объектного комплекса к другому. Они имеют в качестве своего следствия другие формы социальности, но не являются истинными или ложными вообще и не влияют на качество опыта, генерируемого в ходе конкретного и единичного субъект-объектного взаимодействия. Нет «прелогического» (в смысле Л.Леви-Брюля) мышления, но есть экологика как мышление более строгое чем понятийное и более насыщенное чем образное – мышление не абстракциями и не предметами, а себе подобными особями. Как таковое, это мышление есть форма адаптации человека, но не просто к его собственной среде обитания, а к атмосфере предков. СТР словно отражает степень «тамошности» популяции или степень соответствия между совокупностью месторождений предков и потомков. Вместо Mythologiques К.Леви-Стросса следовало бы написать cologiques. Смысл представления феномена родства как философской проблемы заключается, таким образом, в том, что развитие европейской философии от онтологии к гносеологии и от гносеологии к языку предполагает родство в качестве следующего своего этапа. Родство как явление включает в себя социальные отношения по происхождению, порождению, браку и смерти.

Сущность родства была выше определена как 1) эпистенция бытия и человека, при которой бытие и человек взаимствуют (опредковывают и потомствуют) друг в друге; 2) изоляция опыта одного субъекта от опыта другого; 3) свойство одной биологической единицы быть знаком другой биологической единицы; 4) абсолютная неопосредованность природной среды для человека; 5) фенотипический синтез относительного пола, относительного возраста и относительного поколения; 6) мышление не категориями и не образами вещей, а себе подобными особями; 7) самозамещение, или замещение одной общей сущности другой; 8) эгомерность социального пространства как процесс актуализации каждым человеком своей сущности как принадлежащего к человеческому роду в присутствии себе подобных, разворачивающийся от зачатия до смерти; 9) рекапитуляция истории присутствия по хранимой языком памяти. Исходя из этих предварительных положений рассмотрим семантику и прагматику иденонимов как лексической группы и знаковой системы, чтобы определить «элементный состав» истории присутствия, посредcтвом которого бытие и человек эпистируют в направлении друг друга.

7. Космос родства как праестественный язык Эго, альтер, автор как триада праграмматических лиц 7.1.0. Принципиальным для лингвистики противопоставлением является дихотомия «язык (langue) – речь (parole)». В классическом варианте структуралистской теории, восходящем к деятельности швейцарского лингвиста Ф. де Соссюра и пражской школы ТрубецкогоЯкобсона, абстрактная система синтаксических, морфологических и лексических правил, хранящихся в сознании носителей языка, обусловливает построение конкретных речевых высказываний. В системе языка и в тексте речи выделяются план содержания (означаемое, signifiant) и план выражения (означающее, signifier). В языке означающим являются правила упорядочивания звуковой стороны речевого акта, а означаемым – правила членения семантического поля; в речи означающее представляет собой звуковой поток (назовем его фном), а означаемое – конкретная информация, передаваемая от одного участника речевого акта к другому. Минимальными составляющими речевого события являются локуторы (т.е. адресант, или говорящий, и адресат, или слушающий), знак и предмет речи [894, c. 9-11; 675, c. 257]. Означающее знака произвольно по отношению к означаемому (см.: [819]): несмотря на то, что, как это первым показал Н.В.Крушевский (см.: [1021; 212; 523]), внутри языка знаки связаны отношениями по сходству и смежности, предмет речи всегда дан говорящему опосредовано через предмет языка71. Предметами языка являются понятия, образы или признаки, и, соответственно, знаки бывают символическими, индексальными и иконическими (мимемными) (см.: