«АЛЕКСАНДР РУБЦОВ РОССИЙСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И ВЫЗОВ МОДЕРНИЗАЦИИ Москва Экон-Информ 2009 УДК 323.2 ББК 66.3(2Рос)0 Р82 Р82 Рубцов А.В. Российская идентичность и вызов ...»

идеологии тотального проектирования, величественной и трагичной эпохой мегапроектов – технологических, природопреобразующих и урбанистических, дизайнерских и архитектурно-планировочных, социотехнических и жизнеустроительных, макрокультурных и цивилизационных. Это надо было пройти, чтобы почувствовать и понять: человек не может жить в реализованных в натуральную величину макетах, какими бы красивыми и правильными они ни были, будь то идеальный город, идеальное общество или идеальный мир. Открывая радужные горизонты и новые поля возможностей, обеспечивая небывалые (но всегда временные) прорывы, такие сверхпроекты с удручающей регулярностью заводят в исторические тупики и заканчиваются катастрофами – политическими, социальными, культурными, экологическими. В итоге в ХХ веке на пике цивилизации торжествующей проектности столкнулись два тоталитарных колосса, человечество познало все ужасы социальной инженерии, а среда оказалась на грани необратимой деградации. Мир бросился спасать природу – биологическую, социальную, просто человеческую. Техногенная цивилизация от рабочей самокритики перешла к пересмотру собственных оснований. И прежде всего – к радикальной переоценке самого проектно-преобразовательного пафоса.

Это модернизирует подходы к модернизации и заново идентифицирует идентичность. Бессмысленно пытаться привести к современности страну несовременными методами и навязать ей идентичность в формате, каких уже нет и не будет.

Особенно опасны сверхпроекты для наций с чрезмерно пафосной и сентиментальной идентичностью. Они раскачивают худшее в национальных характерах: вождизм и подобострастие, гордыню и жестокость, горячность и неумеренность. Но одновременно они же подавляют и насилуют правильное в этих характерах. Есть нации, которым без сверхпроектов плохо, но которым сверхпроекты явно противопоказаны. Здесь особо велики цена ошибок и риск злоупотреблений. Это про нас.

Страна попала в историческую ловушку. Без нового большого проекта она не может выдернуть себя из колеи сырьевой экономики, преодолеть инерцию и совершить последний бросок догоняющей модернизации. Но именно эта страна трагически и более других (возможно, в назидание другим) пострадала от нездоровых увлечений проектами переустройства себя, мира и человека. Более того, Россия вынуждена входить в мегапроект в эпоху, когда такого рода предприятия уже давно воспринимаются как опасные анахронизмы.

Значит, нужны другая модель модернизации и другой формат проекта.

То же с идентичностью. Эта тема возникла, причем опять же именно в связи ускоренными изменениями, с расширением их фронта, ростом их культурной значимости. Во всемирном потопе обновления и обмена все идентичность теряют – и все ее дружно, громко ищут.

Однако и эта история имеет свое продолжение. Отношение к идентичности как к безусловной, безоговорочной ценности становится все менее однозначным. Уже особо подвижный Модерн с его культом изменений вывел на более сложные игры с идентичностью, которая, как оказалось, может и сковывать. И сейчас в радениях по утраченной «исконно российской» идентичности сплошь и рядом забредают не куда-нибудь, а именно в реакцию, сначала культурную, потом политическую.

Постмодерн и вовсе завершил десакрализацию идентичности. Коллаж – главный формат постмодерна – это уже пародия на идентичность, тем более, если он набран цитатами из руинированных текстов, которые в этом плане и сами перестают быть семантически идентичными. Но этот формат в постсовременности9 распространяется не только в архитектуре, литературе или музыке, и даже не только в повседневных практиках. Он становится форматом повседневной культуры, политики, экономики, социальности, самой цивилизации. Сейчас уповать на восстановление идентичности хотя бы в духе прошлого века уже, как минимум, несовременно. Идентичность меняется не только в конкретных содержаниях, но и в отношении к самой себе (а это отношение, в свою очередь, – тоже один из моментов идентификации настоящего).

Постсовременность как состояние, как «место в истории», следует отличать от постмодерна (постмодернизма) как философии, идеологии и стиля (в английском: postmodernity – в отличие от postmodern). Это то постсовременное, что уже и само существует в жизни и культуре независимо от нашей рефлексии, от проектных и даже антипроектных установок, тем более от совокупности приемов в искусстве и интеллектуальном творчестве.

Далее, системная работа с идентичностью требует восстановления полноты и целостности как в субъекте-носителе идентичности, так и в выстраивании всего проблемного поля.

Идентичность – это про что? Про этносы и веры, про личностную и социальную самокатегоризацию – или это про все данного субъекта, будь то индивид, страна или человечество? Включая политику, экономику, государственность, право, администрирование, моду, секс, еду, больницу, науку, школу, тюрьму. А если «про все», то какие поля здесь пропущены и чего в уже начатой работе с идентичностью сейчас особенно не хватает? И как это «наше все» можно оконтурить, внутри себя связать и организовать? Как ухватить жизнь этого целого в его единстве и взаимовлияниях? Последнее особенно важно, если учесть, что главной проблемой становится уже не то, какие именно у нас идентичности, а как они между собой соотносятся и взаимодействуют: в чем конфликтуют, а в чем, наоборот, срастаются, образуют опасные самораскачивающиеся контуры с очень положительными обратными связями. Это проблема не отдельных «комнат» идентичности, но ее общежития.

Наконец, знание идентичности еще только предстоит ввести в злободневный обиход. Недостаточная востребованность гуманитарного на совести не только руководящих инстанций, но и самого интеллектуального продукта, плохо адаптированного к внедрению в живую политику. Пока идентичностью чаще занимаются в отдельных более или менее академических резервациях. Но орнитологи не летают. Иногда ее занимаются в очень конфликтных или конъюнктурных точках (например, этно-национальные конфликты или предвыборные кампании). Чаще с тяжелыми инерциями идентичности соприкасаются уже потом, когда они ломают в реализации самые амбициозные и технологически выверенные программы, когда не так понятый нрав страны и культуры на длинных дистанциях осаживает характеры самых крутых, но, увы, неисторических деятелей.

Это относится не только к большой истории, но и к микроуровням политики и управления: от аляповатостей пиара власти до технократических и очень негуманитарных начинаний в инновациях, хайтеке, в борьбе с административным давлением, коррупцией и т.п.

Проблему, таким образом, надо «во весь рост» выстроить по вертикали: одновременно и «задрать» ее до адекватного масштаба глобальности и историзма – но и опустить в малое, в политическую текучку и экономическую рутину, привязать к повседневным микропроектам и микромодернизациям, которые пока кажутся слишком техническими, чтобы к ним подходить с такими гуманитарными изысками, как идентичность.

Возможно, это одна из последних, но главных проблем нашего характера – при всех планетарных и исторических замахах воспитать в себе уважение к рутине и мелочам, в которых известно, кто и как прячется. Особенно в России.

ИДЕНТИЧНОСТЬ В ПОСТСОВРЕМЕННОМ МИРЕ.

АТАКА НА САМОСТЬ

В обычном смысле и в формальной логике идентичность – это тождественность предмета чему-либо или самому себе, в пространстве сопоставлений или во времени. В философских же и гуманитарных, в том числе социологических, политологических, культурологических и т.п. смыслах понятие идентичности обычно выводит на проблему самоидентификации человека. Иначе говоря, в философии и гуманитарной сфере это прежде всего проблема переживания и рефлексии, самопонимания, самоосознания себя как целостной личности в себе и в разных контекстах, отнесения себя к тем или иным культурам, общностям и движениям, системам ценностей, идей и представлений. При этом такой ищущей свою идентичность «личностью» может выступать не только индивидуальный субъект, но и общность (любого уровня и типа), страна, союз, культура, цивилизация, наконец, человек как таковой и само человечество.

В этом (и только в этом) смысле проблема идентичности фундаментальна и «вечна». Человек начинается с самосознания, а оно, в свою очередь, начинается, во-первых, с осмысления (и переживания) своей самотождественности, а во-вторых, с отличения себя от… и причисления себя к… Об этом можно рассуждать много и долго, хотя скорее всеПри этом в реальной практике самосознания, по сути, воспроизводится связка принятых в теории идиографического и номотетического методов идентификации, то есть осмысления себя как индивидуальной целостности и отнесения себя к тем или иным общностям.

го в основном в рамках известного. Проблема идентичности человека в самых разных ее аспектах пронизывает буквально всю историю философии. На проблему идентичности издавна завязаны не только академические и, казалось бы, умозрительные проблемы теории сознания, философии личности, формальной логики, общей психологии и т.п., но и вполне практические вопросы памяти и ответственности, правосудия и морали, идеологии и воспитания, всего многообразия самокатегоризации.

И все же в целом ряде отношений эта проблема достаточно новая, а если иметь в виду ее самостоятельную теоретичность и обостренную актуальность, то с известными оговорками можно утверждать, что эта проблема – одна из новейших, относимых к тому, что мы называем «современностью». А то и «постсовременностью». Человек (если иметь в виду духовную и интеллектуальную практику вне собственно философской рефлексии) до недавнего времени в большей степени решал для себя самые разнообразные проблемы идентичности, но не проблему идентичности как таковую. Он делал тот или иной выбор в понимании себя в мире и социуме, в культуре и истории, даже задумывался над природой этого выбора, но не над его внутренней структурой и динамикой изменений. В проблеме долго был слабо выражен, а то и почти отсутствовал метауровень.

Полноценно самостоятельным предметом идентичность стала после того, как современность стала испытывать ее буквально на разрыв.

Ограниченность рефлексии и метауровня естественна, пока комплекс человеческих идентичностей сохраняет известную целостность; пока культура, знание, вера не вступают в избыточные противоречия – такие, что не позволяют сделать выбор идентичности «одним движением» и в «одном теле»; пока идентичности личности, группы, массовидных сборок, социума, этноса, нации, цивилизации в каждой из ситуаций выбора могут быть и, как правило, являются достаточно собранными и гармонизированными.