«ГРУЗИНО-АБХАЗСКИЙ КОНФЛИКТ В РЕГИОНАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ В ходе состоявшейся в марте 1996 г. встречи представителей грузинской и абхазской интеллигенции было подписано ...»

Гиа Тархан-Моурави

ГРУЗИНО-АБХАЗСКИЙ КОНФЛИКТ В РЕГИОНАЛЬНОМ

КОНТЕКСТЕ

В ходе состоявшейся в марте 1996 г. встречи представителей грузинской и

абхазской интеллигенции было подписано совместное заявление, под которым в

числе других стоит и подпись одного из соредакторов данной книги, Юрия

Анчабадзе. Среди высказанных в заявлении идей было несколько важных мыслей, с которыми я полностью согласен и которые я хотел бы привести здесь.

— Бессмысленно обвинять друг друга, пытаясь определить, кто же на самом деле начал волну насилия... Вместо этого нужно вести диалог.

— До обсуждения вопроса будущего правового статуса Абхазии, необходимо создать систему социальных и политических гарантий, обеспечивающих мир в Абхазии и справедливое разрешение конфликта.

— Необходимо обеспечить возвращение всех беженцев в Абхазию.

К сожалению, взаимные обвинения и подтасовка исторической фактографии, тенденциозно подобранной с целью подкрепить ту или иную точку зрения, все еще довлеют над абхазо-грузинским диалогом. Читателю данной книги самому судить, удалось ли авторам избежать этой формы неплодотворной полемики.

Грузино-абхазский конфликт в сравнительной региональной перспективе Мир после окончания «холодной войны», отмеченный множеством конфликтов, вспыхнувших на фоне соперничающих процессов глобализации и деглобализации, стоит перед важнейшей задачей сглаживания внутрирегиональных конфронтации и утверждения кооперативной модели взаимодействия. Тем необходимее найти точные определения, критерии и индикаторы для определения природы, роли и воздействий главных факторов, предопределяющих как сами конфликты, так и эффективные кооперативные сценарии (сценарии совместных взаимодействий).

Столь широкое распространение межэтнических конфронтации и конфликтов суть сравнительно новые феномены для бывшего Советского Союза.

Правительства не в состоянии поддерживать обычные в недавнем советском прошлом формы сосуществования и не способны выработать новые стратегии, обеспечивающие эффективное сосуществование и сотрудничество. Кроме того, отсутствуют и какие-либо гарантии того, что политическая поддержка и целеустремленность, необходимые для формулирования и следования таковым стратегиям, лишь дело времени. В ситуации, когда как национальные, так и международные институты, которые должны бы взять на себя ответственность за координацию процесса регионального сотрудничества, или неэффективны, или же просто отсутствуют, тем более важной задачей становится установление партнерских отношений, выработка гибких подходов и установление консенсуса относительно кооперативных приоритетов.

С конца 80-х годов этнотерриториальные конфликты становятся наиболее заметной чертой новой политической действительности на Кавказе, разрушая стабильность, перспективы развития и даже элементарную экономическую самодостаточность. За этот период возникло пять зон, где произошли вспышки войны и насилия: Карабах, Цхинвали (Южная Осетия), Абхазия, Пригородный район Осетии и Чечня.

Необычайно высокую концентрацию конфликтов на Кавказе часто приписывают то действию российских секретных служб, то военным или политическим группировкам, заинтересованным в разжигании распри, а то и специфической культуре населяющих этот регион народов, якобы характеризующихся нетерпимостью и агрессивностью. Однако все эти три объяснения изначально неудовлетворительны. Неспособность этнических групп мирно сосуществовать следует скорее видеть в неэффективности институциональных механизмов урегулирования, чем в природной предрасположенности или в одних геополитических факторах. Это отнюдь не означает, что анализ корней конфликтов на Кавказе должен упускать из виду роль внешних манипуляций (фактор «скрытой руки») и (специфических) внутренних «спонтанных» действующих сил в регионе. Очень трудно определить, в какой степени анализ конфликтов должен фокусировать внимание на их первично встроенных, спонтанных причинах, или, наоборот) видеть в них результат преимущественно внешних намеренных действий и решений, в особенности в свете отсутствия эмпирических данных о генезисе этих конфликтов. Чрезвычайно важно идентифицировать реальные интересы противостоящих групп населения, отличающиеся как от декларированных целей, так и от партикуляристских интересов политических элит. Так же нельзя ни недооценивать, ни переоценивать специфику кавказских культурных традиций и геостратегическую важность региона. Некоторые аспекты кавказского контекста, заслуживающие отдельного рассмотрения, представлены ниже.

1. Территориальный фактор, границы и география Все вышеперечисленные конфликты, имеющие целью изменить политический статус той или иной территории, являются по существу территориальными конфликтами. Или, пользуясь более современной терминологией, все кавказские конфликты являются конфликтами по поводу суверенитета. Сакральное значение, приписываемое территории и родине, — повсеместно наблюдаемое явление, однако оно играет особую роль на Кавказе с его крайне пестрым этническим составом населения, размытым понятием этнических прав на ту или иную территорию и глубоко укоренившимся советским наследием (включая произвольно обозначенные политические границы, насильственные переселения и миф о титульной нации). В таких условиях конфликты из-за границ и территорий весьма взрывоопасны.

Наличие внешней границы и непосредственное соседство с другими государствами и регионами, населенными этнически родственными народами, является чрезвычайно важным фактором для кавказских народов. Не случайно одним из наиболее болезненно воспринимаемых аспектов карабахской проблемы было отсутствие какой-либо подобной границы с Арменией (отсюда и претензии на Лачинский коридор). Аналогично, не случайно Конфедерация народов Кавказа избрала Сухуми своей столицей, учитывая его приморское расположение. И Россия относится к выходу к морю как к весьма мучительному вопросу, особенно в свете драматического сокращения ее Черноморского побережья.

Поскольку все кавказские конфликты в той или иной степени связаны с крайне болезненной потерей Россией былой имперской мощи, такое ее отношение к данному вопросу имеет первостепенное значение для ситуации во всем регионе.

2. Россия и вопрос внешних манипуляций Многие политические аналитики, и в особенности уроженцы самого региона, склонны приписывать все проблемы и промахи в политике кавказских правительств и политических движений роли «российского фактора». Критика такого подхода отнюдь не означает недооценку значения этого фактора. Россия и в Конфедерация народов Кавказа (первоначально Конфедерация горских народов Кавказа) является свободной ассоциацией национальных движений, претендующих на представительство большинства наций Северного Кавказа. Она возникла сразу после распада Советского Союза и активно вовлекалась во все конфликты, кроме карабахского. В Конфедерации доминировали абхазы, адыги и чеченцы.

самом деле активно вовлечена в местные конфликты не только в лице миротворцев или десантников, но и через торговлю оружием (продавая оружие всем участвующим в конфликтах сторонам, делая различия в отношении качества и количества поставок) и путем манипуляций, включающих экономические рычаги, или действий своих воинских соединений или секретных служб. Как писал Оливье Руа: «С начала 1990-х годов Москва стала активно поощрять конфликты на Кавказе, в то же время представляясь честным посредником между противоборствующими сторонами»1. Как правило, российская политика не отличается последовательностью и цельностью, однако за ней стоят несоизмеримо большие ресурсы по сравнению с любой местной силой. Все конфликты на Кавказе связаны с определенным присутствием российских военных, либо активно участвующих в действиях (как в Чечне и Абхазии), либо выступающих в роли советников или инструкторов (Карабах). Преобладающая симпатия российских военных или политического истеблишмента к одной из воюющих сторон очевидна в каждом конфликте (поражение в Чечне и отсутствие миротворческих сил в Карабахе являются любопытными исключениями в этом отношении).

На Северном Кавказе надолго запомнили визит в 1991 г. российского президента Бориса Ельцина в регион, когда он обещал ингушам помочь в возвращении им Пригородного района, а затем в следующей речи, осетинам — защитить их от ингушских притязаний. Само создание Ингушской республики (без обозначения даже ее границ) противоречило российской конституции, но оно по всей видимости, и было спланировано одной из силовых групп у власти как источник постоянной напряженности, хотя трудно представить, какую выгоду постсоветской реальности оно доминирует. Применительно к России это противоречие еще более усугубляется постимперской ностальгией. Другим противоречивость российской политики, был арест на раннем этапе грузиноабхазского конфликта лидера Конфедерации горских народов Кавказа Мусы Шани-бова, в прошлом профессора научного коммунизма, якобы за организацию военных и террористических действий на грузинской территории. Попытка подавить активность Конфедерации превратила этого малоизвестного политика местного значения в популярную в регионе фигуру, однако были определенные Roy Olivier. Crude manoeuvres // Index on Censorship. 1997. No. 4. P. 148.

признаки (сама неуклюжесть его ареста и впоследствии освобождения) того, что эти действия были заранее просчитаны, и план осуществлен, несмотря на его несостыкованность с другими аспектами региональной политики.

В то же время чеченская война показала возможность успешного противостояния российской военной машине и тем самым послужила примером для радикальных сепаратистов, но вместе с тем продемонстрировала готовность Российского государства использовать устрашающий объем своих ресурсов для подавления силой подобных сепаратистских движений. В сознании кавказцев Чечня показала на истинных антикавказских агрессоров и переориентировала первоначально антигрузинские настроения на север. И даже если многие грузинские политики надеялись, что война в Чечне приведет к изменению российского отношения к абхазской проблеме, нежелание или неспособность России разрешить абхазский конфликт разрушило и эти надежды.

Российская политика в отношении той или иной этнической группы также является весьма важным фактором. За исключением чеченцев, которые сами оказались вовлеченными в войну против России, все остальные стороны, участвующие в кавказских конфликтах, стремились добиться российской поддержки, апеллируя к России как к арбитру в споре. Такое обращение имело целью усилить собственную позицию в споре или в ходе его разрешения.

Политическая ориентация на Россию или российское правительство в стремлении заполучить поддержку в ходе избирательных кампаний (к примеру это имело место в Северной Осетии и в Ингушетии) или в виде предоставления военных баз (как в случае с Грузией в абхазском конфликте) предлагалась в обмен на предпочтительное отношение к себе со стороны арбитра. Такие политические расчеты к себе со стороны местных политических элит отражают отсутствие у них уверенности в собственных силах. Апелляция к стороннему арбитру указывает также и на отсутствие у них чувства ответственности за разрешение конфликтов, в которых они участвуют.

Обращение за поддержкой к России свидетельствует и о переоценке ими способности России благополучно разрешить конфликты на Кавказе. Россия, таким образом, все еще воспринимается как барин, способный рассудить, как символическая фигура отца, чья мощь имеет решающее значение для определения конечных итогов этой игры. На самом деле Россия, хотя и играла первоначально ключевую роль в зарождении конфликтов, однако ныне, по-видимому, не только не заинтересована в их разрешении, но и не в состоянии это сделать.