«STRAHLEN AUS DER ASCHE GESCHICHTE EINER WIEDERGEBURT Scherz Bern-Stuttgart-Wien 1959 Роберт Юнг ЛУЧИ ИЗ ПЕПЛА ИСТОРИЯ ОДНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ Перевод с немецкого Л. Черной ...»

ROBERT JUNGK

STRAHLEN AUS DER ASCHE

GESCHICHTE EINER WIEDERGEBURT

Scherz

Bern-Stuttgart-Wien

1959

Роберт Юнг

ЛУЧИ ИЗ ПЕПЛА

ИСТОРИЯ ОДНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ

Перевод с немецкого

Л. Черной

Редактор

Н. А. Захарченко

ИЗДАТЕЛЬСТВО ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Москва 1962

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

«Лучи из пепла» — книга о трагедии Хиросимы. Она принадлежит перу видного западногерманского публи­ циста Роберта Юнга, который уже известен советскому читателю как автор «Ярче тысячи солнц». Свою новую книгу Юнг сам считает наиболее важной из всех, напи­ санных им до сих пор, ибо, по его собственному при­ знанию, «его усилия понять послевоенную историю Хиросимы и рассказать о ней во всеуслышание придали его жизни новый смысл».

У книги есть подзаголовок — «История одного воз­ рождения». Автор пытается проследить более чем десятилетний извилистый путь залечивания ран, нане­ сенных Хиросиме атомной бомбой. И картина, нари­ сованная им, способна потрясти, она полна противоре­ чий и поистине кричащих несоответствий. Что же откры­ лось автору в Хиросиме?

Быстрые темпы восстановления города, стремитель­ ное превращение его в «новый Чикаго» — и столь же быстрое нарастание числа случаев смерти от лучевой болезни.

Белые фасады новых «билдингс» — и леденящий душу «взгляд развалин».

Невиданное ранее обилие автомобилей — и гангсте­ ризм, проституция и прочие «атрибуты» буржуазного общества.

Рекордное для Японии количество телевизоров и стиральных машин на душу населения — и отсут­ ствие у городских властей средств, необходимых для переселения больных лучевой болезнью из трущоб в современные, благоустроенные кварталы.

Веселящаяся до одури молодежь — и ее боязнь обзаводиться детьми, предопределенная не только нежеланием производить на свет уродов, но и совершен­ но особого рода массовым шоком, который поколебал у переживших хиросимское «светопреставление» «один из сильнейших человеческих инстинктов — желание зачинать себе подобных, производить их на свет и тем самым продолжать свою жизнь в детях».

Наконец, энтузиазм одиночек, не жалеющих сил.

чтобы хоть как-нибудь (чаще всего только теплым сло­ вом участия) помочь безымянным жертвам атомной бомбы, — и «холодные сердца» американских оккупан­ тов, видящих в своих жертвах лишь «подопытных кро­ ликов» для своих «стратегически важных» экспери­ ментов.

Таковы полные трагизма контрасты возрождения Хиросимы — города, повседневная жизнь которого и сейчас еще «отравлена страхом и страданиями».

Три основные мысли ставит автор во главу угла повествования.

Во-первых, он показывает, что атомная бомбарди­ ровка Хиросимы не только причинила огромный материальный ущерб и унесла многие тысячи жизней, но и оставила неизгладимый след («келоиды сердца») в психике уцелевших жителей города. «Тот день, день 6 августа... — цитирует он слова молодого хиросимца, пережившего катастрофу, — искромсал не только мясо и кости, но и сердца и души людей».

Во-вторых, Юнг подчеркивает, что трагедия Хиро­ симы — не просто трагедия города, разрушенного в ходе второй мировой войны. И в самом деле, о Хиросиме нельзя сказать, что в послевоенные годы она поднялась из руин, как Волгоград или Варшава, Ковентри или Дрезден... Нет, превращение ее в «обиталище смерти» — факт, увы, еще не ставший достоянием истории. Ибо невозможно предотвратить разрушительную работу «лучей из пепла», и неизвестно, когда, на каком из последующих поколений прекратится их воздействие, начало которому положено 6 августа 1945 года. Город отстроен, «кулисы опять установлены», но в сердцах людей ужас и боль — такие же, как и в тот страшный день.

«Не казенные и помпезные здания напоминают в Хи­ росиме о прошедшей войне, а люди, в крови, тканях и зародышевых клетках которых навеки выжжен знак «того дня». Они стали первыми жертвами совершенно новой войны, войны, не прекращающейся в день подпи­ сания перемирия или заключения мирного договора, «войны без конца», войны, втягивающей в свою разру­ шительную орбиту не только настоящее, но и будущее».

В-третьих, Юнг, поняв, «какое новое несчастье на­ двигается на человечество», всем своим повествованием старается подвести читателя к осознанию необходи­ мости исключить ядерную войну из жизни народов.

Для него Хиросима не только напоминание о том, что было, но и предостережение от того, что может быть, если империалистам удастся развязать ядерную войну.

«Земля, — пишет он, — в результате такой войны, может, и не превратится в совершенно безлюдную пустыню, но она станет гигантским госпиталем, миром больных и калек. Целые десятилетия, а то и столетия после по­ следнего ядерного взрыва люди, пережившие атомную катастрофу, будут погибать от болезней, причины кото­ рых они и их потомки уже, возможно, забудут». Поэто­ му не случайно книга заканчивается призывом: «Пусть каждый найдет свой путь борьбы за сохранение жизни на земле. И пусть он относится к этому очень серьезно».

Так автор подытоживает «историю одного возрож­ дения».

Разумеется, книга Юнга не во всем может удовлет­ ворить советского читателя. Автор, как и подавляющее большинство буржуазных журналистов, проявляет непо¬ нимание и игнорирование роли мирового коммунистичес­ кого движения в борьбе за мир и замалчивает огромные усилия, в частности, японских коммунистов, активно выступающих за запрещение ядерного оружия. В итоге, не видя реальной силы в борьбе за мир — организованных трудящихся масс во главе с Коммунистической партией Японии, Юнг избирает героями своего повествования оди­ ночек, постигших у ж а с хиросимской трагедии, но не докопавшихся до подлинных корней ее и не проникших­ ся сознанием необходимости борьбы с самим социаль­ ным строем, который способен ввергать народы в такие катастрофы. Однако эти недостатки книги не могут за­ слонить серьезных достоинств, которые сообщают ей черты публицистического произведения, проникнутого духом отрицания «атомных» безумств империалистов.

Книга Юнга — и в этом одно из больших ее досто­ инств — проникнута симпатией и состраданием к бес­ численным жертвам хиросимской трагедии. В ней осуж­ дается варварский акт американской военщины, которая в угоду своим империалистическим хозяевам подвергла бесчеловечной атомной бомбардировке мир­ ные, беззащитные города Японии. Еще раз открывая перед читателем одну из самых мрачных и трагических страниц недавнего прошлого, книга напоминает о пре­ ступлении, в котором наиболее зримо предстает звери­ ный оскал империализма и которое с такой силой разо­ блачил и заклеймил с трибуны исторического XXII съезда КПСС Н. С. Хрущев.

«Когда Соединенные Штаты Америки первыми со­ здали атомную бомбу, — сказал тов. Хрущев, выступая на съезде, — они сочли для себя юридически и мораль­ но оправданным сбросить ее на головы беззащитных жителей Хиросимы и Нагасаки. Это был акт бессмыс­ ленной жестокости, в нем не было никакой военной не­ обходимости. Сотни тысяч женщин, детей и стариков были уничтожены в огне атомных взрывов. И это было сделано лишь для того, чтобы внушить народам страх и заставить их склониться перед могуществом США.

Этим массовым убийством гордились и, как это ни странно, гордятся по сей день некоторые американские политические деятели» *.

Теперь, когда американские атомщики снова бросают вызов миру, начав, вопреки ясно выраженной воле миро­ любивого человечества, новую серию ядерных взрывов над островом Рождества в Тихом океане, народы Совет­ ского Союза, социалистических стран, все прогрессивные люди земли гневно осуждают американских империа­ листов, готовящих самое страшное преступление против человечества — мировую термоядерную войну. Народы требуют прекратить это атомное безумие, навсегда за­ претить смертоносные ядерные испытания и заключить соглашение о всеобщем и полном разоружении. Только таким образом человечество будет избавлено от опас­ ности истребительной ядерной войны.

Советские люди, несомненно, с интересом познако­ мятся с книгой Р. Юнга, выпускаемой на русском языке с незначительными сокращениями.

* «Материалы XXII съезда КПСС», М., Госполитиздат, 1961, Стр. 239.

ПУСТОТА И ХАОС

На след Кадзуо М. меня натолкнул тюремный свя­ щенник Ёсихару Тамаи, проживающий в доме под номе­ ром 33 с непропорционально узким фасадом по улице Итемэ Отэ-мати, всего лишь в нескольких шагах от того места, куда пришелся эпицентр взрыва атомной бомбы. Несмотря на напряженную работу, тюремный священник по возможности выкраивает время на то, чтобы отправлять службы в сверкающей чистотой, акку­ ратно выбеленной тюремной часовенке. Про этого свя­ щенника, избравшего своим уделом нищету, люди гово­ рят, что ему открываются души самых замкнутых и молчаливых прихожан. Поэтому мой друг и перевод­ чик Уилли Тогаси, сопровождавший меня в скитаниях по Хиросиме, считал, что у священника Тамаи я, веро­ ятно, найду ответ на вопрос, который до тех пор тщетно задавал, — на вопрос о том, какой отпечаток наложила катастрофа, разразившаяся в Хиросиме, на души тех, кто ее пережил.

Мы поднялись по узенькой лестнице в комнату священника. Узнав от переводчика, что именно меня интересовало, священник, порывшись в папке, извлек из нее длинное, уже несколько пожелтевшее от вре­ мени письмо, датированное 1955 годом, и развернул его на импровизированном столе, сколоченном из крышек каких-то ящиков, покрытых белым лаком.

— Письмо послано из местной тюрьмы, — сказал Тамаи, — но автор его не желал, чтобы это сразу бросалось в глаза. В графе «адрес отправителя» он указал не тюрьму, а только улицу и номер дома своего «жилища».

Первую часть письма, где автор извинялся за долгое молчание, объясняя его тем, что он, как все заключенные, переболел заразной болезнью глаз, мой друг перевел почти без запинки. Но потом вдруг смутился.

— В чем дело, Уилли? — спросил я.

В ответ переводчик сконфуженно улыбнулся.

— Этот парень пишет не очень-то лестные слова...

— По чьему адресу?

— В сущности, он обращается к миссис Рузвельт.

— А какое он имеет отношение к миссис Рузвельт?

— Очевидно, он писал это письмо как раз в то время, когда она гостила в Хиросиме. Я и сам припоминаю, что она довольно пространно разъясняла, почему амери­ канцы сбросили атомную бомбу.

Я настоял на том, чтобы Тогаси — пусть это ему и неприятно — продолжал переводить. Как и всех людей с Запада, приезжающих в Хиросиму, меня поразило на первых порах, что население этого города, так тяжело пострадавшее, казалось, быстро преодолело чувство ненависти. Но было ли такое поведение искрен­ ним? Наконец-то мне удастся заглянуть за «занавес вежливости».

— Собственно говоря, в письме нет ничего, кроме нескольких стихов, — заявил Уилли, заранее пытаясь смягчить тягостное впечатление. — Сначала Кадзуо М. — так зовут автора — спрашивает священника, что такое «троица», а потом... — тут переводчик вздох­ нул, — потом он приводит несколько коротеньких стихотворений, за которые получил премию на какомто конкурсе заключенных. Вот одно из них:

То облако-гриб меня поглотило.

Не закрывайте глаз, миссис Рузвельт, Всю жизнь во мраке мне жить суждено.

— Переводить дальше?

— Переводите.

— Во втором стихотворении он говорит о своем друге Ясудзи, погибшем в «тот день» с прокля­ тиями на устах. А потом идет еще четверостишие, обращенное к миссис Рузвельт. Автор язвительно спрашивает ее, можно ли считать развалины Хиросимы путевым столбом на дороге к миру. И вот тут-то, мне кажется, сказано то, что вы хотите знать: