«В.Ж. Келле ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ И ДУХОВНОЕ НАЧАЛА В КУЛЬТУРЕ Москва 2011 УДК 130 ББК 71.0 К 34 Научный редактор И.Ф. Михайлов Келле, В.Ж. Интеллектуальное и духовное начала ...»

Российская Академия Наук

Институт философии

В.Ж. Келле

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ И ДУХОВНОЕ

НАЧАЛА В КУЛЬТУРЕ

Москва

2011

УДК 130

ББК 71.0

К 34

Научный редактор

И.Ф. Михайлов

Келле, В.Ж. Интеллектуальное и духовное начала в культуК 34

ре [Текст] / В.Ж. Келле; Рос. акад. наук, Ин-т философии. – М.: ИФРАН, 2011. – 218 с.; 20 см. – 500 экз. – ISBN 978-5Интеллектуальное и духовное начала в культуре» – последняя работа недавно ушедшего из жизни Владислава Жановича Келле, советского и русского философа, социолога и историка науки, чьи работы (многие из них – в соавторстве с М.Я.Ковальзоном) составили целую эпоху в отечественном обществознании.

Исследуя структурную неоднородность культуры, автор усматривает наличие интеллектуального и духовного начал в культуре западноевропейского типа. В книге описываются интеллектуальное начало (ветвь) культуры, основанное на субъект-объектном отношении, и духовное начало, воспроизводящее субъект-субъектные отношения в культуре и отличающееся от интеллектуально-объективных форм сознания. Знание и вера, истина и ценность рассматриваются как частные проявления этих начал.

Часть материалов была публикована ранее. В книгу они вошли в переработанном виде и в соответствии с ее общей логикой.

В приложении представлены материалы, тематика которых примыкает к идеям книги и дает представление об исследовательском кругозоре В.Ж. Келле.

ISBN 978-5-9540-0191-4 © Келле В.Ж., © ИФ РАН, О философской культурологии В.Ж. Келле Предисловие научного редактора Предлагаемая читателю книга – последняя по времени крупная работа Владислава Жановича Келле, советского и русского философа, специалиста в области социологии науки и философии культуры. К сожалению, судьба распорядилась таким образом, что она стала последней книгой в его жизни. Владислав Жанович скончался 2 августа 2010 г. в окружении памятного московского смога. К счастью, рукопись была им в основном закончена и отредактирована. На нашу долю выпали только заботы по технической подготовке ее к печати.

Его постоянные читатели и коллеги знают, что идея идентификации и демаркации интеллектуального и духовного начал в единой культуре европейского типа занимала его в течение как минимум последнего десятилетия, стимулируя появление ряда статей на эту тему, а также выступлений в журнальных и устных дискуссиях1. Изначальный импульс шел, по его собственному признанию, от социально-политической «злободневности», от мучительных попыток осмыслить и проанализировать причудливые пути российской истории. Однако традиционное для отечественного автора стремление предпослать теоретическому анализу проблемы концептуальный обзор ее эволюции в истории философии помог в данном случае увидеть историко-культурные предпосылки расщепления, взаимовлияния и периодических взаимных поглощений этих начал человеческого мира.

Автор показывает, как в эпоху классической античности из первоначального синкретического единства знаний и ценностей, характерного для мифологического сознания, впервые выделяется Логос – первое в человеческой истории мощное обнаружение интеллектуального начала культуры в виде совокупности техник рационального умозрения и рефлексии над эмпирическими данными. Решительная эмансипация рационального знания от мифологического дискурса была прервана в Средние века, когда, согласно известному определению, которое автор сочувственно воспроизводит, философия была низведена до положения «служанки богословия»; когда, таким образом, на долгие века был установлен приоритет религиозной идеологической формы сознания над интеллектуальной ветвью культуры, развивающейся в форме рационального знания.

См., например: Келле В.Ж. Духовная и интеллектуальная составляющие культуры // Вопр. философии. 2005. № 10. С. 38–54; Он же. Духовность и интеллектуальный потенциал // В диапазоне гуманитарного знания: Сб. к 80-летию проф. М.С.Кагана. СПб., 2001; и др.

Накопление эмпирических знаний о природе в эпоху Возрождения привело к научной революции XVII в. и культура разума в эпоху Просвещения. Интеллектуальная ветвь культуры была восстановлена в правах, однако локомотивом этого движения стала не столько философия, сколько новорожденная эмпирическая наука – плод скрещивания ренессансной «натуральной магии» с возрожденным математическим пифагореизмом2. И поскольку оказалось, что, по меткому выражению Воннегута, это колдовство действует, новый образ знания, созданный Галилеем и Ньютоном на основе эмпирических наблюдений, математических расчетов и мистических интуиций, стал образцом рациональности (оставим поднадоевшую «парадигму») на ближайшие столетия.

В.Ж.Келле дополняет картину торжествующего разума описанием естественной реакции на интеллектуализм Просвещения со стороны духовной ипостаси культуры в форме немецкого романтизма. Шлегель и Шлейермахер вновь поднимают на щит ценностные, прежде всего религиозные и эстетические, формы освоения мира. Но подлинно драматический поединок интеллекта и духа автор иллюстрирует учениями двух великих немцев: Канта и Гегеля.

Не будем в очередной раз вдаваться в детали хрестоматийных теорий. Отметим лишь, что, по мнению автора, особого внимания заслуживает подчеркивание Кантом приоритета практического разума – ценностной, нормативной составляющей сознания, служащей чистой формой для нравственности и религии. В интерпретации В.Ж.Келле, перевод этого утверждения на современный язык означает провозглашение иммунитета духовной культуры человека от непомерных претензий интеллекта на универсальность, а следовательно, столь необходимую в наши дни прививку от некритического сциентизма и технократизма.

Совершая традиционный для нашей литературы переход от Гегеля к Марксу, автор подчеркивает важность и плодотворность Марксовой теории идеологии и превращенных форм сознания как опорной концептуальной схемы анализа духовного производства. По его словам, сама проблематика предлагаемой книги выросла из безуспешных попыток перевести термин «духовное производство» на английский: ‘spiritual production привносит нехарактерный религиозный оттенок, а ‘intint- ctua production немного затушевывает субъект-субъектный характер открытого Марксом общественного процесса. Понятно, что речь идет В этом контексте автор подробно разбирает «археологию знания» Мишеля Фуко. Я бы добавил не менее мощный культурологический источник, хотя и созданный в художественной форме: «Остров накануне» Умберто Эко (Lisoa d giorno prima – могу ошибаться, но, кажется, «Остров кануна» было бы точнее).

о производстве идеологий, иллюзорность которых, согласно создателю Интернационала, точно отражает «превращенный» характер их «земной основы».

И здесь В.Ж.Келле, имея в виду традиционное отнесение Маркса к гегельянской традиции, показывает, что, отделяя науку от идеологии, Маркс де-факто делает шаг от панлогизма Гегеля в сторону Канта, предположительно добавляя аргументы в пользу философской аксиологии, бурно расцветшей в неокантианских школах.

Я бы отметил здесь одну трудность, с которой автор, безусловно, справился бы, если бы ему было отпущено чуть больше времени. Дело в том, что в рамках кантианской традиции ценности принципиально не сводимы к знаниям, те и другие – посланцы разных «миров» при человеческом разуме: мира свободы и мира «природы», т. е. причинности.

Но если и возможно каким-то образом увязать Марксову «идеологию»

с неокантианскими «ценностями», то существование идеологии связано с временным состоянием общества, и потому, согласно Марксу, она исторически преходяща: с преодолением социального отчуждения наука о природе и наука о человеке станут «одной наукой»3. По-видимому, под «наукой о человеке» классик подразумевал не медицину или естественную антропологию, а как раз «науку о духе», о «ценностях» – ту самую «идеологию», что на «саморазорванной земной основе» становится превращенной формой сознания. Поэтому мне представляется, что Маркс если и делает шаг в сторону Канта, то не слишком широкий и решительный, в целом оставаясь на гегельянской почве.

Рассматривая причудливые пути постклассической западной философии, В.Ж.Келле переходит от радикального аксиологизма Баденской школы, упрекая ее за вывод гуманитарного знания целиком из сферы интеллектуальной культуры, к ницшеанской «переоценке ценностей», далее – от крайнего эмпиризма и сциентизма Венского кружка к эпистемологическому релятивизму «эволюционной школы», еще более усиленному в социологии науки. Последние две тенденции он критикует за стирание грани между духовным и интеллектуальным началами культуры, за уподобление науки идеологическим формам сознания и лишение ее объективно-истинностного статуса. Дальнейший шаг в неоправданной релятивизации науки делает, по его мнению, современный постмодернизм, который автор считает в целом тупиковой ветвью в истории философии, за исключением, может быть, работ Фуко.

Во втором разделе книги В.Ж.Келле демонстрирует эвристическую силу своей концепции, применяя ее к традиционной философской проблеме свободы. В истории философии он выделяет две принципиальные Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. С. 124.

линии в решении этой проблемы: линию Декарта – Канта, ведущую к признанию сущностной автономии свободы, и линию Спинозы – Гегеля, трактующую свободу как познанную необходимость. В рамках его схемы между этими по форме взаимно противоречивыми решениями нет реального антагонизма: «познанная необходимость» есть форма присутствия свободы в интеллектуальной ветви культуры, тогда как для ее духовной ветви имманентна автономия свободы выбора, делающая возможной нравственность и другие нормативные формы сознания. Это различие снимается в предметно-деятельностном подходе Маркса, где действующий социальный индивид не только освобождается, познавая необходимые законы природы, но и демонстрирует подлинную автономию через творческое целеполагание. Творчество, согласно В.Ж.Келле, – не только высшая форма предметной деятельности, но и онтологическая форма присутствия свободы в мире. В свою очередь, марксистское «приземление» философской проблемы свободы через концепцию предметной деятельности наводит реальный, осязаемый мост между метафизическим измерением этой проблемы и вполне злободневными вопросами политических и правовых свобод.

Интересные импликации предлагаемой автором методологической установки мы находим и в обсуждении им проблем «традиционных обществ» и «техногенной цивилизации». Эмпирически проблема выглядит как научно-технологическое лидерство цивилизации западноевропейского типа, которое делает модернизацию экономик и культур «второго» и «третьего» мира их жизненной потребностью, вопросом выживания. Однако у тех, кому предстоит модернизироваться, возникают понятные опасения:

не будут ли они вынуждены, наряду с западной наукой и технологиями, перенять и парную им духовную культуру, что, естественно, будет означать конец духовного и культурного своеобразия соответствующих народов.

В.Ж.Келле утверждает, что опыт Японии и Китая, а также других стран Юго-Восточной Азии, помогает развеять эти опасения, убедительно свидетельствуя, что интеллектуальная и духовная ветви культуры достаточно независимы, чтобы сделать возможной научно-технологическую модернизацию без утраты национальной и культурной идентичности.

Может быть, не слишком большой самонадеянностью со стороны научного редактора будет выглядеть попытка показать эвристический потенциал методологических идей В.Ж.Келле на проблемах и фактах, напрямую в книге не затронутых.