«СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ (уфимский и оренбургский период) Том VI 1875–1879, 1862, 1864 годы Уфа – 2012 1 УДК 947(470.56) ББК 63.3(2) 2р36-40Р) И 26 Составитель доктор ...»

о скудельницах и убогих домах в России, помещенной в трудах Московского общества истории и древностей Российских г. части III, книге I, стр. 235-263.

В Уфе же вместо Семика всё это происходило в Георгиев день.

В этот праздник (23 апреля) Преосвященный Никанор служил литургию в церкви Успения, где в этот день придельный престольный праздник, и потому считаем уместным сообщить нашим читателям некоторые сведения о праздновании этого дня на Руси, а также некоторые исторические данные о нашей градо-уфимской Успенской церкви. Ред.

Божедомное кладбище в Уфе существовало до 1771 года, когда по общему голосу всех врачей, эти кладбища признаны вредными народному здравию и распространителями заразы, и указ 24 Декабря 1771 года навсегда уничтожил существование убогих домов в России. Но хотя в Уфе и перестали хоронить на Божедомском кладбище и с тем окончился крестный ход, но кладбище еще до конца XVIII века еще существовало и находилось в ведении Смоленского Собора, а икона св. Георгия всё ещё привлекала народ, особенно во время засух, неурожаев и ненастий. – Где находилась чтимая икона св. Георгия – не знаем, но в том же XVIII столетии Протоиерей Смоленского Собора Иаков Неверов, столь достопамятный в осаду Уфы скопищами Пугачева, поставил здесь на собственный счет деревянную часовню в честь св. Георгия; потом после смерти Неверова часовня сгорела и с нею – чтимая икона св.

Георгия, в 1830 году. – Остаток Божедомского кладбища был уничтожен; место это уже взошло в черту города, но память о Георгиевской часовне не изгладилась в народе.

О ней вспомнили прихожане Успенской церкви, так как и место бывшего божедомного кладбища и Георгиевской часовни взошло в район Успенского прихода и потому ходатайством духовенства и прихожан Успенской церкви, в 1864 году устроен придел в честь св. Георгия.

В день св. Георгия, 23 апреля, рассказывают старожилы, когда на божедомном кладбище кончалось богослужение, если было время сухое, начиналось веселье, хороводы; не обходилось без вина и драки. Но так было везде на Руси, говорит Московский собор 1555 года, или стоглавый: «воставше от плача учнут плясати и скакати». Другое уфимское предание говорит, что поминки были в зимний праздник св. Георгия, 26 ноября, что конечно невероятно.

(Уфимские губернские ведомости. 1877. 23 апреля) № 26. Сто-четырёх летняя годовщина воспоминания избавления г. Уфы от тяжкой и долговременной осады Наступает 25 число Марта – и вот уже несколько лет этот день воспоминается в Уфе панихидою по славным её защитникам; в прошедший же год панихида была совершена в древнем Смоленском соборе, теперь называемом только приходскою церковью св. троицы. Три года тому высказывалось мнение поставить близ церкви памятник славным защитникам Уфы и протоиерею Смоленского собора Иакову Неверову, Уфимскому воеводе Алексею Никифоровичу Борисову, коменданту Козьме Козьмичу Пастухову, предводителю дворянской дружины майору Николаю Николаевичу Пекарскому, предводителю городской дружины Ростовскому купцу Ивану Афонасьевичу Дюкову и всем павшим и подвизавшимся при долговременной и тяжкой осады Уфы мятежными скопищами Пугачёва. Действительно, нет другого места для памятника как близ бывшего Смоленского собора, где была главная батарея и куда в особенности направлены были удары осаждающих. Нет другого приличнее места для панихиды, как в древнем Смоленском соборе, при котором погребены падшие при осаде Уфы. Высказывалась ещё и та мысль, чтобы возвратить древнюю, не справедливо отнятую честь у Смоленского собора и опять из приходской, и заметим бедной церкви, наименовать Смоленским собором, приписным к нынешнему в Уфе Кафедральному собору. Об этом была речь на IV Археологическом съезде в Казани, в прошедшем году, и Председатель съезда, Граф Алексей Сергеевич Уваров, писал к Преосвященному Никанору Епископу Уфимскому и Мензелинскому.

Уфимская осада шайками Пугачёва, на основании архивских актов, в подробности описана в изданной в 1873 г.

Уфимским Губернским Статистическим Комитетом Памятной Книжке Уфимской губернии, во 2-й части в статье под заглавием – «Осада Уфы», здесь уже помещена и речь Протоиерея о.

Иакова Неверова, сказанная 25 Марта 1774 года – в день освобождения Уфы от тяжкой, долговременной и бедственной осады; как жаль, что эта достопамятная речь не читается при поминовении в бывшем Смоленском соборе защитников Уфы.

Здесь, между прочим, в этой речи Протоиерей Неверов говорит: «да незабвенна же будет эта осада во веки, и потомство наше да воспомянет всех виновников спасения града и всех иже души за сей град положили, и научится позднее потомство вашему, о людии града сего, достохвальному примеру, как всякий русский и верноподданный должен чтить Царя и отечест[в]а, не щадя живота своего. Завещая потомкам или жителям богоспасаемаго града туже верность Царю и отечеству и ко всякой власти от Царя постановленной, завещаем и никогда не забыть день спасения сего града – двадцать пятый Марта. Но,.. христиане, что сотворим в сей день спасения, в сей день радости и благознаменитый день праздника нашего1?

Сотворим то, что творили во дни скорбей: помолимся и воздадим Господеви Богу нашему мы благодарнии его рабы за толикия благодеяния на нас бывшия. Воскресе сей град яко из мертвых, воскресли все мы, воистинну воскресли! Сей день – се новая Пасха, нам праздников праздник и торжество из торжеств! Что было и совершилось в глазах наших, говорит далее о. Неверов – да не узрит наше любезное отечество во веки «да не будет, не будет, не будет».

Если уже завещание о. Неверова незабывались прежде Уфой и богознаменованный день 25 Марта Уфа вспоминала всегда молитвою о упокоении раб божиих протоиерея Иаков[а], боляр Алексея, Сергия, Козмы, Николая и Иоанна, то не забудет конечно и в настоящем году, и по примеру предшествовавших лет опять помолится за них в древнем храме Смоленском. Об этом достопамятном дне каждогодно заявлялось нами в «Уфимских Ведомостях» и теперь мы опять снова заявляем наше слово; заявляем из далёкого от Уфы Минска (сердцем и душой мы в Уфе). В нашем городе оказалось трое уфимцев и мы положили в этот день отправить панихиду в древнем Екатериненском соборе, единственном храме, в течение веков, среди лютых гонений, устоявшем, в православии, и где никогда небыло произнесено имя Папы.

Возвращаемся к давней мысли – о памятнике защитникам Уфы? конечно в последнее время стало не до этого: внимание всех и каждого устремлено было на недавно окончившуюся войну, за судьбу освобождаемых нами братьев-славян.

Но если не памятник, то бы стоило хотя вписать имена защитников Уфы в помянник Смоленского собора, для постоянного поминовения их в том храме, при котором они погребены.

Псал. 90 стих. 4 – прим. Р.Г. Игнатьева.

Минск, 8 Марта 1878 года № 27. Мавра Ивановна Муравина, уфимская (Статья члена Уфимского Губернского Статистического В 1772 году совершился первый раздел Польши. Россия, действуя вместе с Австриею и Пруссиею, приобрела значительную часть Белоруссии, в сущности, исторически сказать, – издревле ей принадлежащую, где царствовали потомки св.

Равноапостольного Князя Владимира и страна была издревле и всегда русская, православная, но только покорённая наездом литовцев и поляков. Когда издревле русская, православная земля из под власти чисто разбойничьего литовско-польского наезда перешла теперь к законной власти, недовольное этим разделом польское дворянство, поощряемое фанатизмом римско-католического духовенства и женщин – этого в Польше вечного орудия духовенства – произвело возстание или конфедерацию не против одной России, но против своего короля и правительства. – Это возстание, начавшееся в местечке Баре, известно под именем Барской конфедерации. Русская армия смирила конфедерацию и возстановила королевскую власть и безпрепятственное присоединение или, лучше сказать, возвращение России некогда отторгнутых от неё областей. Императрица Екатерина II, после усмирения Барских конфедератов, распорядилась наказать их, как мятежников, и поэтому захваченные с оружием или уличённые в участии в бунте были по определению суда или административным распоряжением сосланы на житьё в Сибирь и в губернии Казанскую и Оренбургскую; некоторые же из конфедератов назначены на службу солдатами в Оренбургские и Сибирские войска. Ссылка постигла тогда без различия дворян, духовных, мужщин, женщин; семейных отправляли в ссылку с семействами. Около ч. было прислано в небольшой провинциальный городок Уфу, Статья заимствована из дела архива Тургайского Областного Правления, в Оренбурге, где хранятся дела бывшей Оренбургской губернской канцелярии с 1734 по 1784 год. Настоящая статья о Муравиной служит дополнением к помещённой в 1873 году в «Уфимских Ведомостях» статье моей – «конфедераты в Уфе в 1772 году». Р. И.

где было всего около 3000 жителей. Тут, в числе ссыльных, были мущины, женщины, дети, молодые, старые… Уфа приняла ссыльных не только радушно, но даже с каким-то непонятным увлечением. Не житьё, а масляница настала конфедератам; такого житья большинство из них, происходившие из мелкой шляхты, не могли и во сне видеть на родине. В Уфе дворяне-помещики, люди чиновные так и таяли при виде конфедератов. Надзора никакого не существовало, кроме, во исполнение воли высшего начальства, номинального. Конфедераты, вопреки запрещению, стали воспитателями, мало того – они разъезжали за 100, 200, 300 вёрст по помещикам, хотя выезд из города им был строго запрещён; везде они были первые гости, друзья дома, мало того – законодатели.

Отданные в солдаты знать не знали никакой службы и являлись везде в чамарках, кунтушах, конфедератках и с саблями.

Молоденькие польки в запуски кокетничали с людьми надобными и манили обещаниями, внутренно, разумеется, смеясь над легковерием добрых уфимцев… Уфимцы не знали как чествовать, как и чем угодить дорогим гостям и лишь роптали, что не знают по польски, а польская речь везде раздавалась по Уфе, так что старый воин Мензелинский воевода и тамошний помещик, Секунд-майор Можаров, стыдясь своего невежества, на 60 году жизни стал учиться по польски. Многие жёны, которые доселе в своём мирном захолустье, в окрайней уфе, по простоте души доселе жили с мужьями в совете и любви, тут вдруг бросили мужей и обзавелись любовникамиполяками, о чём даже возникли процессы.

Что могли думать поляки о тогдашнем русском обществе?

могли ли уважать тогдашнее русское общество…?

В числе ссыльных были в Уфе ксендзы – Франковский, Колендо и Лисянский. Лисянский, уроженец Минского воеводства, был красивый малый, 26 лет, хитрый и вкрадчивый и вместе с тем фанатик. Лисянский в Уфе обратил на себя общее внимание; это была точно такая личность, которую некогда воспел старинный поэт Денис Давыдов:

Старых барынь духовник – Маленький аббатик, Что в гостинных бить привык В маленький набатик;

Все толпой к нему бегут, С оханьем и писком, Он лишь важно им в ответ:

Dominus vobiscum… Так оно и было – и стих Давыдова как раз подходил к Лисянскому. Где бы ни появлялся молодой ксендз – барыни бегали за ним с оханьем и писком, глядели ему в глаза, предупреждали всякое желание… Какое сравнение, говорили барыни, милый, умный и развязный ксендз – с нашими грубыми попами, фи! и, барыни нешутя стали даже стыдиться за своё православие… Ксендзам Лисянскому, Франковскому и Коленде;